Наталья Гордина - Во власти неведомых чар

Рвётся ветер, дико воя,
Гонит тучи прочь.
Средь неистовства прибоя
Умирает ночь.
Бездна неба с бездной моря
За руки взялись,
И корабль, с бурей споря,
Птицей мчится ввысь,
Чтобы вновь через мгновенье
В омут волн упасть
И познать как откровенье
Дьявольскую власть.
С диким хохотом надменно
Крикнул капитан:
«Усмиришь коль, царь вселенной,
Злобный ураган,
Обещаю я навечно
Быть твоим слугой».
За борт юнгу бессердечно
Сбросил он ногой.
Поглотили жертву воды —
И расцвёл закат,
Взор пленил святой природы
Сказочный наряд.
В хрустале небес растаял
Тенью шар земной,
Капитан воскликнул: «Дьявол,
Я навеки твой!»

Я точно знаю, мой друг, поверь мне,
Волшебной сказкой наш мир рождён,
Сокрыта тайна за этой дверью,
Мы разгадаем её вдвоём.
Там злой волшебник принцессу прячет,
В любви клянётся ей неземной,
Надёжно спрятан там Мальчик-с-пальчик
От великана его женой,
Кощей там чахнет над грудой злата,
Сезам сокровища хранит,
И, сном таинственным объята,
В гробу красавица лежит.
Я дверь дубовую толкнула —
Передо мной пустынный зал,
Кровать в нём, зеркало, два стула.
Что волшебство здесь, кто сказал?
Где же волшебник? Где жар-птица?
Где с жемчугами сундуки?
Где дочка царская томится
От сердца трепетной тоски?
Нет ничего. Как жаль!.. Постойте!
Я что-то вижу, говорю.
Ну, так и есть! Пятно! Позвольте,
Его я в лупу рассмотрю.
Вдруг это кровь, а сам убийца
За шторой спрятался с ножом,
Чтоб нанести удар и скрыться
Дорогой той же, что пришёл,
Мой хладный труп в шкафу запрятав,
Как сделал с первым мертвецом,
И я найду посмертно брата
В том, кто при жизни был отцом?
Что, если то следы вампира,
Немого ужаса ночей,
А кровь – остатки его пира
Над бедной жертвою своей?
Быть может, кровь ту привиденье
Хранит как память о жене,
Невинной жертве преступленья,
Нашедшей смерть свою во сне?
Раздался шум, дверь приоткрылась,
И в замогильной тишине
Фигура белая явилась
И пригрозила пальцем мне.
«Опять не спите, мисс, – сказала, —
Когда давно все в замке спят!
И снова краски в центре зала
Разлил, шаля, ваш младший брат!»

Стынет небо хрустальным осколком
В равнодушных объятьях зари,
Над толпою разносится звонко
Злобный ропот: «В геенне гори!»
И душа замирает от страха,
Жадно гибели жаждя твоей.
Уж давно приготовлена плаха,
И палач поджидает на ней.
Вот движением быстрым и властным
Достаёт он тебя из мешка,
Только сделал он это напрасно:
Вся окрасилась кровью рука.
Ты кусаешься, рвёшься из плена,
Как любой перепуганный кот,
И священник кричит вдохновенно:
«Прихожане, он чёрта зовёт!»
Воплем боли приветствуешь пламя
Среди сотен понурых лиц.
Ненасытная жажда страданья
Превратила людей в убийц.
Они в гневе тебя проклинают
И отродьем зовут Сатаны,
С моих губ их слова слетают,
Но слезами глаза полны.
Я тебя прогнала от порога,
Когда тучи рыдали дождём,
И с тех пор диким зверем тревога
Воет в скорбном приюте моём.
Нужно мне на других быть похожей,
Раз иначе мне выжить нельзя.
Твои муки я чувствую кожей,
Ведь убийца твоя – это я!

Вот и дверь. Постучалась. «Кто нужен?» —
Спросил голос, спеша унять плач.
Содрогаясь от страха и стужи,
Я сказала: «Мне нужен палач».
Чуть помедлив, мне дверь приоткрыла
Дева юная с бледным лицом
И, рыдая, крестом осенила
Святой образ над мёртвым отцом.
«Проходите, – она прошептала. —
Дядю я вам сейчас позову».
Я от ужаса жизни устала.
Неужель это всё наяву?
Неожиданно я различила
В полумраке его силуэт.
«О миледи, как это мило,
Заглянуть в нашу юдоль бед!
Бедный брат мой скончался ныне,
Непреклонный в своей мечте,
Что Христос искупил в пустыне
Все людские грехи на кресте».
«А вы сами-то верите в это?»
«Как сказать, госпожа? Не совсем.
Создан мир из условностей света.
Не найти в нём прощения всем.
А суровую кару вершивших
По приказу земных владык
В ад низвергнут как согрешивших,
И Христа не поможет им лик».
«Всё не так. Сотворён мир для чуда.
Ради грешников Бог пострадал.
Я уверена, счастливы будут
Все, кто верил в него и мечтал».
«И вы счастливы в жизни бренной?» —
Он спросил, посмотрев мне в глаза.
По щеке исхудалой и бледной
Тихой скорби скатилась слеза.
«На заре, в алый плащ облачённой,
Мой возлюбленный будет казнён.
Сердце ноет в груди обречённо,
Рвётся с губ безысходности стон.
Потому и пришла я с мольбою,
Когда ночь навевает сон:
Пусть он будет отравлен тобою,
А не заживо ими сожжён».
На меня он взглянул печально,
Молча ампулу с ядом забрал
И сказал: «Я всё сделаю тайно» —
Поклонился и денег не взял.
За порог я шагнула устало
И, дрожа, различила в окне,
Как несчастная горько рыдала
Над забывшимся в сладостном сне.
Кошелёк с золотыми монетами,
Постучав, положила в дверях.
Переулками, в сумрак одетыми,
Крался мрачный рассвет в небесах.