Наталья Гордина - Во власти неведомых чар

Я хочу говорить о печали,
Когда сумерек стелется нить,
Оттого что в небесной скрижали
Ничего не могу изменить;
Тосковать среди ночи мерцанья,
Когда звёзд полыхает костёр
И неистовым зла отрицаньем
Переполнен мой горестный взор.
Не бессилия это признанье,
Не того, что боюсь умирать, —
Это страстное жизни желанье,
Только жить – это значит страдать.
Золотистыми бликами тает,
Исчезая в тумане, река.
И никто никогда не узнает,
Как приятна мне эта тоска.

Стальною решёткою скованы
Холодного света лучи.
В тяжёлые цепи закована,
О правде забудь и молчи.
Что зла ледяное дыхание
Над миром простёр Сатана,
Неведомо всем. На заклание
Я слугам его отдана.
Они облачились в священников,
И смерти неведом им страх.
Святой инквизиции пленников
Сжигают они на кострах.
Пойдут на любое предательство,
Готовы нечистым служить,
Но пытки, позор, издевательство
Мой дух не способны сломить.
Уж эхо шагов громогласное
В рассветной звенит тишине.
«Совсем помешалась, несчастная, —
Охранник сказал обо мне. —
Смеётся и тщетно пытается
Железо оков разорвать».
Другой улыбнулся: «Не нравится,
Что время пришло умирать».

На постели приподнявшись,
Диким ужасом полна,
Наблюдаю, как, подкравшись,
Корчит рожи Сатана.
Он меняет маски-лица,
Словно модница наряд,
И стучит об пол копытцем.
Настоящий маскарад!
Зря иудиным лобзаньем
Губ коснуться норовит,
Ведь царят в его дыханье
Отвращение и стыд.
Хром, рогат, с козлиной мордой,
А ещё пугать полез!
Убирайся, клоун, к чёрту,
Даже если сам ты – бес!
Ну тебя ли мне бояться,
Козлоногий комик мой?!
Жажду жить, любить, смеяться.
Не до сделок с Сатаной!
Ты вообще не настоящий,
Ты всего лишь страшный сон.
Прочь отсюда, пёс смердящий!
Крикнула – и сгинул он.

Едва приблизился к воротам
Одетый в рубище аскет,
Ему сказал с усмешкой кто-то:
«Для нищих здесь прохода нет!»
Другой заметил с видом умным:
«Да ну его! Пускай идёт!
Быть может, этот полоумный
Дорогу в рай быстрей найдёт!»
Старик, гонимый жаждой слова,
В презревший Бога град вошёл,
В заката отблеске бордовом
Он к старой церкви подошёл.
Полуразрушена, забыта,
Она стояла на виду,
Тумана кружевом накрыта,
В предсмертном маялась бреду.
По хрупкой лестнице поднялся,
Молясь, на колокольню он.
Над мёртвым городом раздался
Призывный колокола звон.
Лишь собрался народ у храма,
Переступил порог старик
И молвил гордо и упрямо:
«Я Бога видел скорбный лик.
В пустынной келье я молился
За тех, кто служит Сатане,
И дух святой пред мной явился
И скит велел покинуть мне,
И я отправился в пустыню
И божье слово людям нёс,
Любви и радости святыню,
Как заповедовал Христос…
Но вопль Гоморры и Содома,
Несчастные, я слышу в вас!
Очнитесь, дьяволом ведомы!
Довольно! Пробил судный час!
Погиб ваш мир, но ваши души
Воскреснуть к жизни могут вновь.
Дорога в рай для всех заблудших —
Христа великая любовь,
Хоть породил наш век бездушный
Сердец болезненный изгиб».
Но я спросила равнодушно:
«И что с того, что мир погиб?»

«Я учил их любить,
Я учил умирать.
Для меня слово «жить»
Означало «страдать».
Дочерей и отцов,
Матерей и сестёр
Я, презрев жалость слов,
Отправлял на костёр.
Беспощадно терзал
Я греховную плоть,
Чтобы зло наказал
Всемогущий Господь.
Но прошла круговерть
Полных ужаса лет,
И вернула мне смерть
Мой обратный билет.
Впереди вечный мрак.
Каюсь. Грешен, отец!»
Но не видел он, как
Усмехнулся чернец.
И поник головой,
Обессилев, старик:
«Жутко! Всюду со мной
Убиенного лик.
Кто-то злобный донос
На него написал,
Тщетно вёл я допрос —
Заключённый молчал.
Говорят, Сатане
Произнёс ты обет.
Гордый юноша мне
Рассмеялся в ответ.
В гневе я приказал
Нечестивца пытать
И в волнении ждал,
Что начнёт он кричать.
Страшно мучаясь, он
Искусал губы в кровь
И был болью крещён
Нести людям любовь.
Что там крик! Даже стон
Я не смог различить.
Был на смерть обречён
Он затем, чтобы жить.
Иисуса Христа
Подвиг он совершил…
Моя совесть чиста —
Я Мессии служил.
Отпусти же, монах,
Мне грехи поскорей,
Чтоб неведом был страх
У небесных дверей».
С диким хохотом тот
Сбросил свой капюшон:
«Слышишь ада ворот
Упоительный звон?!
Небом проклят ты был
С сотворенья времён.
Ты ведь брата убил.
Звался Авелем он.
Ты, злодействуя, жил,
Я терзал твою плоть.
Ты не Богу служил —
Я твой царь и Господь.
Восстань, лучший из слуг!
Долог в сумерки путь.
Там, средь грешников мук,
Сможешь ты отдохнуть.
Править сонмом чертей
Я назначу тебя,
Мучить вздорных людей
И скорбеть, не скорбя».
И поднялся старик,
И шагнул к Сатане.
Сгинул горестный крик
В беспощадном огне.