Андрей Григорьев - 300 подвигов Великой войны 1941–1945

Блокада Ленинграда, страшный голод,
А рыжий кот Василий каждый день,
Кормил семью охотою своей,
И маме с дочкой был он очень дорог.

То мышь, то крысу приносил Василий,
Варила мама супчик, иль гуляш,
И говорила: «Ты кормилец наш»
В бомбоубежище с собой его носили.

Худущий кот отдельно не питался,
Сидел и ждал, когда ему дадут,
Кусочек, или супчика нальют,
И он всегда доволен оставался.

Втроём под одеялом вместе грелись,
Тепло семье Василий отдавал,
Когда мурлыкал, Мир весь замирал,
Как Ангелы в квартиру к ним слетелись.

После зимы они питались «дичью»,
Копила мама крошки для весны,
У Васи лапки были не сильны,
И силу применять пришлось девичью.

Слетались птицы, Вася прыгал точно,
А мама выбегая из кустов,
Хватала этот Васенькин улов,
В руках её сидела птица прочно.

Блокаду сняли, стало жить спокойней,
Но Васе так-же лучшие куски,
Как главному, дочь с мамою несли,
И не было для них кота достойней.

В сорок девятом умер кот блокадный,
«Бугров Василий» – диктовала мать,
Так крестик на могилке подписать,
Чтоб не был этот холмик безымянный.

Поздней похоронили рядом маму,
Ещё поздней и дочь же там легла,
Семья простого рыжего кота,
В один покров, как было и в блокаду.

Горно-стрелковый «Эдельвейс»
– Дивизия и с ней СС,
Вводили панику в войска,
Ещё не бились никогда.

Уничтожали на пути
Всё, руки по уши в крови.
Никто не мог остановить,
Но марш пришлось на бег сменить.

И у станицы Кущевской,
Казаки дали немцам бой,
Взмахнули шашки наголо,
И лавой воинство пошло.

Два километра в ширину,
Галопом, молча, ко врагу,
Неслись казаки, как орлы,
За благодать Родной земли.

Опешив видом «стаи» той,
Фашист не справился с собой,
Когда их лава нагнала,
Тогда лишь началась стрельба.

Пытались с воздуха бомбить,
Но казаков не отделить,
И самолёты полетав,
Ушли, почти и не попав.

Был страшный бой, жестокий бой,
Кровь по траве текла рекой,
Четыре раза час прошёл,
Пока фашист там смерть нашёл.

На километров пять вошли,
Разбив немецкие полки,
Смешались кони, люди, кровь,
Но сверху к Родине любовь.

Впервые «Эдельвейс» полёг,
Стал грудой трупов тот цветок,
Казаки мылись от крови,
В речушке, но Родной земли.

Был август, год сорок второй,
Впервые был успешный бой.
И дал начало казакам,
До Праги полк их доскакал.

Восьмой десяток лет идёт,
Кубань по мирному живёт,
Хвала Героям казакам
За то, что Мир создали нам.

Двадцать четвёртого августа, сорок второго,
За Сталинград, возле Малой Рассошки шёл бой,
После расстрела у нас рубежа огневого,
Танки пошли и пехоту вели за собой.

Наших всего тридцать три из живых оставалось,
От трёх взводов, что успели занять высоту,
Танков армада по полю к бойцам приближалась,
А бронебойщиков не было здесь на беду.

Связи со штабом, приказов и знания дела,
Не было с ними, в живых лишь один политрук,
Он приказал подсчитать, все, что там уцелело,
Сам с бронебойным ружьём обнаружился вдруг.

Взял у погибших уже бронебойщиков, рядом
Слазив во время подсчёта в соседний окоп,
Противотанковых ружей и их же зарядов,
Раньше из выживших, просто касаться не мог.

Танки уже на подходе, с ружьём разобрались,
Танков – полсотни, а наших бойцов – 33,
Первыми залпами, можно сказать, обменялись,
Танк загорел, взрывы первые были вдали.

Немцы из танка, а наши по ним с пулемёта,
Стал политрук Евтифеев работать с ружьём,
Из автоматов расстреляна немцев пехота,
Следущий танк так-же лихо на мушку берём.

Те, что поближе могли подбираться к окопам,
Бутылки со смесью горючей не дали им жить,
Кружили на месте, сминая всё в танце жестоком,
Огонь автоматов фашистов успел усмирить.