Мария Визи - A moon gate in my wall - собрание стихотворений

они поднимутся по круче,
туда, где льется свет,
и скажут — там, наверно, лучше…
но гор и моря нет.

У окна зацветала белая слива.
В учебной больнице, за стеной,
пищали крысы, собака выла тоскливо,
и где-то в недрах кричал попугай — больной.

Лабораторию, где микротомы,
крутясь, гудели, и густо висел формалин,
наполнил дух голубой весенней истомы
с окрестных садов и зеленых дальних равнин.

В конце раскинувшейся больницы,
в сером переднике, в маске по самый лоб,
хирург вырезал людского тела частицы,
отправлял к патологу, под микроскоп.

А тот, в котором теплилась сила
после наркоза и ножа,
в окно от края своей могилы
на белую сливу смотрел, дрожа.

Я слышу мелодию песни так ясно,
каденцию нот, голубые бемоли,
но только слова вспоминаю напрасно,
и думать о них не умею без боли.

Закат розовеет, бледнеет и тает:
как занавес, ночи спустились порфиры,
и память одни за другими листает
страницы раскрытого в сердце клавира…

Но слов не найти… Одинок неизменно,
несется мотив в темноту сиротливо,
и кажется, где-то в орбитах вселенной
замолкнут, остынув, слова без мотива.

Встревоженная тишиной
глухой, глубокой, долгой ночи,
я часто слышу sotto voce
мотив, поющий мне одной.

Я знаю: он меня зовет,
и ухожу за ним, без спора,
за изумрудные озера,
в страну нетронутых высот,

куда еще никто не взлез
и где еще не дрогнет эхо
людского говора и смеха
сквозь девственный молчащий лес.

Там звезды клонятся в кусты,
и на опушке, у поляны,
дурманят запахом медвяным
полураскрытые цветы.

Я долго там одна брожу,
и звуков ночи слышу много,
но где лежит туда дорога,
я никому не укажу.

И знаю: — ранним утром пусть
я возвращусь в свой шумный город,
но в легкой памяти не скоро
растает радостная грусть.

В твоем саду зеленый пруд,
над ним ракитовые ветки,
и птицы синие поют
у входа мраморной беседки.

Куртины дышат резедой,
левкоем и гелиотропом,
и ты, — веселый, молодой, —
по золотым шагаешь тропам.

Но это — сон: разбит фонарь,
не видно вех на поле мглистом,
и не найти тебя, как встарь,
в саду зеленом и душистом.

Белая апрельская луна,
и, остановившись в этом миге,
кружевом курчавилась волна,
точно на пейзаже Хирошигэ.

Там, где горизонта полоса,
лунный луч своей рапирой тонкой
осторожно тронул паруса
уходящей на ночь в море джонки.

Мы следили, стоя там, одни,
как в воде у самого причала
инфузорий вспыхнули огни;
слушали, как тишина молчала,

И за то, что мы стояли там,
нам присуждено хранить навеки
в памяти, как нерушимый храм,
эту ночь в порту Шимоносэки.

Есть сон: в нем все перемешалось —
озера, улицы, мосты,
давнишняя ребячья шалость,
и много встречных лиц, и ты.

Как будто я, совсем другая,
забыта всеми и одна,
под эхо гулкое шагаю
в безлунную трущобу сна.

Детьми мы бегали по полю —
но резко оборвался путь…
Законы жизни не неволю
и не прошу тебя вернуть.

Друг друга раньше мы встречали:
ты помнишь — ярко бил фонтан
в тот день, когда корабль отчалил
на светлом озере Леман!