Мария Визи - A moon gate in my wall - собрание стихотворений

Сам халиф, — потомок скифа,
чуть не умерший от тифа, —
не допив аперитифа,
страшный пережил испуг…

Он воскликнул: «Разве ж можно?!»
Очень, очень осторожно
он велел своей надежной,
самой ловкой, чернокожной,
самой преданной из слуг,
принести его дорожный,
медью кованый сундук —
был халиф ужасно сложный:
не любил он драки звук;

и достав кинжал старинный
(свой подарок именинный)
очень острый, очень длинный,
кровью политый невинной
(тут не ножик перочинный!),
не боясь запачкать рук,

как сверкнул изгибом стали —
даже стены задрожали —
на полу, в дворцовой зале,
грифы мертвые лежали…
Слуги тотчас подбежали
и забрали грифов в тюк…

Торжествующий халиф,
жажду мести утолив,
допивал аперитиф:
«Пусть не лезет в драку гриф!»

Отворила сердца ворота
и впустила тебя без спора —
жить такая была охота,
что казалось — конец нескоро.

Небо всплыло облаком белым,
блещет полдень над океаном,
нам с тобой ведь не надоела
красота земли осиянной.

Этот кубок, что полным налит,
я дала тебе без возврата.
Отчего же с мачты сигналят,
что пора уплывать куда-то?

Ни поездом, ни вплавь, ни на верблюдах,
ни на ракете пущенной стальной
ты не вернешься никогда оттуда
и больше не увидишься со мной.

А помнишь — мы в глуши финляндских сосен
построили себе уютный сруб?
Мы верили, что мир довольно сносен,
что даже бури вой не гак уж груб.

Мы думали, что розовые бревна
для нас с тобой продержатся тогда,
что путь назад к опушке будет ровным
и тучей не закроется звезда!

Мы поняли теперь, что все — ошибка:
все наши бревна недруг растаскал,
где путь пролег — болото было зыбко.
Устала я… и, знаю, ты устал.

Пролетали птицы высоко,
уверенно правя лет,
в сторону юго-востока
от самых верхних широт,

над руном октябрьских деревьев,
над прудом, где темнеет сталь,
и над дымом лесных кочевьев
в им одним знакомую даль.

Проносились, как парус серый,
над волной голубой взметнут,
преисполнены твердой веры,
что дорогу свою найдут.

Не завидуй. Не знай корысти.
Не жалей, что здесь на земле —
золотые падают листья
в налетевшей осенней мгле.

Не мечтай. Не моли о чуде.
Пусть не тронет сердце испуг.
Как положено, так и будет:
только птицы летят на юг.

В предрассветном розовом свете
под зов буддийского гонга
рыбаки расставляют сети
у берега Bai-d'AIong'a.

Восход полосою тонкой
освещает острые скалы…
У мола джонка за джонкой
снимаются от причала.

И сигналом долгой разлуки
бросив парус коричневый в небо,
к океану идут фелуки
из пролива Баб-Эль-Мандеба;

и на севере дальнем тоже
отшвартовываются шхуны
с белой птицей огромной схожи
в Белом море искать фортуны.

Мы не знаем, будет ли море
с вами ласково или нет…
Или, сбиты в неравном споре,
вы уснете на темном дне —

но маячьте всегда, маячьте,
бередите сердца мечту,
золотые огни на мачте,
гордо поднятой в высоту…

Глаза у тебя — стальные,
точно бляхи стальные две,
точно спрятаны мысли дурные
под замком в твоей голове.

На губах у тебя — улыбка,
но во взгляде совсем не смех.
Ах, судьба изменчива, зыбка,
взгляд холодный пугает всех.

Все же очень хочется верить,
что, быть может, ошиблась я,
что не прячешь ты образ зверя
и в душе твоей — не змея.