Владимир Мавродиев - Избранное

…Я у окна стою подолгу,
тянусь в заснеженную тишь…
Но ты звонишь,
зовёшь из дома.
«Весною пахнет…» – говоришь.
Я выхожу. Белеет вечер.
И колкий снег летит навстречу.
Ты на углу у автомата
стоишь с улыбкой виноватой.
И где ж весну ты разглядела
на этой улочке зальделой?
Но, мне не дав сказать и слова,
ты уверяешь в этом снова:
«Смотри, деревья посвежели…
Не видишь разве?
Неужели…
А я-то думала: весна…
Нет?..»
…Волга льдами стеснена.
Бредём в молчанье по аллее.
Застыли вязы. Иль олени?..
Пусть тёплые им снятся сны.
Далёко, Галя, до весны…

Январские наивные деньки.
Блеск глаз людских и ёлочных игрушек.
Слепи снежок, до тополька докинь.
Заметь, как он подрос за год минувший.

Снижаются снежиночки легчайше,
огни и окна семенят, рябя…
И очень рядом ходит-бродит счастье
и ищет не кого-нибудь – тебя.

Увозят пристани.
Против теченья тянут
большие деревянные дома.
Холодный день.
Снег реденький не тает.
Увозят пристани.
Теперь уж всё.
Зима.
Листвою правый берег замело,
листвою красной, жёлтой и зелёной.
Без лампочки фонарь,
чуть-чуть склонённый,
да лодки с пооблезшею смолой.
Мы каблуками вразнобой стучим,
идём с тобою –
как тогда, в апреле…
Холодный день.
И завтра не теплее.
Глядим на Волгу.
Пара слов. Молчим.
Ларёк забит.
Луж серая слюда.
И вдруг гудок
внезапный,
хриплый,
долгий –
увозят пристани.
Как будто навсегда.
Не надо уходить сейчас от Волги.

Стернёй вокруг ершится поле,
дымком окутано село.
В который раз мне стало больно,
что лето красное прошло.

Уже делянки перерыли
и от картошки нет следов.
И пруд, где рыбу мы ловили,
умолк в преддверье холодов.

Не дрогнет жёлтая дорога,
не зачернеет тучей даль.
Какая тихая тревога,
какая светлая печаль!

Вдыхая пряный запах дола,
как терпкий папиросный дым,
поверишь ты, что долго-долго
ещё ты будешь молодым.

И августа уже не жалко…
Лишь в серости ноябрьских дней
поймёшь, что лето провожал ты,
прощаясь с юностью своей…

Сухие пятна на заборе,
зимы ослабли удила,
и серости холодной море
синица звенью подожгла.

И удивлённая трава
все мрачные сминает тени.
Гори, лежалая листва,
дыши, апрельское цветенье!

И в этой чистой тишине
невольно расправляешь плечи
и вновь идёшь, лицом к весне,
своей судьбе земной навстречу.

То серый,
то сиреневый,
не плачь, ледок,
не плачь.
Под струнными деревьями
шагает
мокрый грач.

Сугроб к обрыву
пятится,
открыв зелёный клад.
К апрелю
солнце
катится,
и нет ему преград.

Парной земли истома.
Травинка, как игла.
И после
ледолома
на Волге
синь и гладь.

Сквозь талый запах ели,
смешинками полна,
коляской детской
едет
по улицам весна.

И снова
верит город,
стряхнув
зимы кору,
что время –
не к раздору,
а к ладу и добру.

Ветра от зорь красны
на майском рубеже.
И музыка весны
колеблется в душе –
как воздух над травой,
как над землёю пар,
как лист над головой
и как в степи тюльпан.

Она во все концы
летит, беря в полон.
Доверчиво скворцы
садятся на балкон.
И тополёк дрожит,
похожий на весло.
И всю печаль с души,
как льдину, унесло.

Апрель, он сыплет птичью звень,
дитя помолодевшей зорьки.
Нетерпеливая сирень
торопится открыть глазёнки.

И разве нужно горевать
в такую пору, разве можно?
Возьми-ка новую тетрадь,
потрогай синюю обложку.

Весна, она всегда сильна,
она всегда права, не так ли?
Так урони в тетрадь слова,
как будто солнечные капли.

Забудь сомнения свои,
услышь, простившись с тишиною, –
щебечут в парке воробьи
про счастье вечное, земное…