Владимир Мавродиев - Ночной ветер

Кто-то за ериком крикнул,
эхо коснулось лица…
Осень похожа на скрипку
в тёплых руках у Творца.

Тихо угасшие звуки
вместе с травой полегли.
Ивы ветвивой излуки
в серой безмолвной пыли.

Лебеди к нам отлетали…
Смолк и утиный пролёт.
Лишь у виска – золотая
струнка поёт и поёт.

Как эта песня зовётся?
Чем мне её объяснить?
Будто бы вьётся и вьётся
долгая тонкая нить…

Словно, отставшее где-то,
вдруг спохватилось, звеня,
вправду последнее лето
держит, прощаясь, меня…

Кукушка стонет на рассвете:
«Бе-да… бе-да…»…
Беда идёт!
А мы, наивные как дети,
считаем годы наперёд.

Но что же делать,
если ветер
ребёнком ластится к груди?
Но как нам жить,
если не верить,
что ждут нас годы впереди?..

Всё, что читалось, явью было, –
перелисталось, в сны ушло…
Все эти годы в Волгу смыло,
далече к морю унесло.

Там наша радость, ветру вторя,
волной сверкает на просторе!..
Там наше горе в тишине
лежит, как ил, на тёмном дне…

Июньский дождь – всегда отрада,
душе отрада и глазам,
земле небесная награда,
благодаренье Небесам.

Дождинок долгожданный лепет
щекочет сад и огород.
Дубрава тихо зеленеет,
трава на цыпочки встаёт.

Какой-нибудь худющий кустик,
что от сухой жары устал,
светло глядит на мир без грусти
и даже вроде выше стал.

И ты, как ветер на поляне,
не зная сам куда, идёшь –
через шуршащее сиянье,
сквозь золотой июньский дождь.

После дождя в окрестье шорох тает.
Разбитый вдрызг, не шевелится зной.
Куда ни кинь – трава гудит густая,
не тронутая хриплою косой.

Она – пьяна от молодого ветра,
балованная влагой и теплом, –
пьёт золото живительного лета,
чтоб выжить и под зимним серебром.

Какое поле золотое!
Как близко дышат облака…
И как,
делясь водой святою,
через века плывёт река.

Не слышно грохота орудий,
и синь не рвёт ракетный гул.
Какая это милость, люди, –
жить на родимом берегу,

где освящён ты сладкой болью,
где даль видна тебе с крыльца…
Где в муках, но рожает поле.
И нет – даст Бог! – тому конца.

Не надо жизни кроме,
хоть жизнь теперь – как промельк,
как вскрик полночной птицы,
что ей не возвратиться.

Она во мгле потонет…
Но к солнцу из потёмок
грядущий мой пра-пра
вспорхнёт птенцом с утра…

Как трещинка – бороздка
на хрупкой коже снега.
И сизая берёзка –
словно упала с неба,

как молния остыла,
пробив незримый щит,
и, ожидая силы,
дымится и горчит.

В капели, как в ознобе,
дырява, как сума,
с невесткою-весною
не в силах жить зима.

Легла, будто на плаху,
окрест, крепясь, глядит
и белую рубаху
рвёт молча на груди.

Снег – уж не угода
вздрогнувшей земле.
На столе у года
чёрный чистый хлеб.

Не блукает песня,
взгляд домишек прост.
Солнце греет пресно,
соблюдая пост.

Тихо глянь, подружка,
станет помягчей
чёрствая горбушка
нам до куличей…