Владимир Мавродиев - Избранное

Из дома выйди, удивись:
земля, оттаяв, пахнет хлебом!..
И это молодое небо
носи в глазах своих
всю жизнь.

Завидую стрижу,
который – в облака!
Завидую дождю,
упавшему в луга.
И взлётной полосе,
когда взлетает Ту!
И простенькой красе
домишек на плоту…
Завидую тебе,
к реке тропа лесная.
И собственной судьбе,
которой я не знаю…

…А мне хотелось одного:
чтоб ночь такая – не кончалась.
А всё, наверно, оттого,
что лодка на воде качалась,
что фиолетовой волной
река махала вслед закату,
что пахло спелою весной:
разливом, деревом, загадкой…
Тянуло тишью от озёр,
костер трещал, от воли весел.
И месяц бился, как осётр,
в оранжевых сетях созвездий!..
Я думал: утром будут птицы
и капель синий беспокой,
но ничему не повториться,
тем более – ночи́ такой.
Качались ветви, будто вёсла,
и травы набирали рост.
И падали на землю звёзды,
как будто бы птенцы из гнёзд.

И, тополей касаясь,
гонимая теплом,
луна скатилась за лес,
как будто снежный ком.
Вставай скорей, Галина:
охрипли петухи!
Заря спелей малины,
осинники тихи.
Над синею водою
растаяла звезда.
Такою молодою
останься навсегда!
Не то чтоб гору счастья
судьба дарила впредь,
а просто б нам почаще
у озера сидеть.
Чтоб облако – качалось!
Чтоб голубела высь.
Чтоб утро – не кончалось
в душе у нас
всю жизнь.

Снег молодой.
Сугробы горячи.
Сосульки с крыш заботливо оббиты.
В январской целомудренной ночи
легко стряхну налипшие обиды.
У Волги неуютно:
сталь воды,
и к горлу Волги потянулись льды.
Туман морозный обступает мутно…
Другое дело –
солнечное утро!
Другое дело –
улицей идти,
встречать людей спешащих на пути.
– Привет, привет, –
товарищу кивну, –
что не звонишь?
Дела опять заели?
Два слова.
Руку другу протяну.
И вновь –
бульвар,
афиши,
рельсы,
ели…
Троллейбусы проносятся, лихи,
девчата улыбаются в кабинах.
Киоск. Газета.
В ней мои стихи
о январе,
о снеге,
о любимой.

Таинственным он издали казался…
Таинственным казался и вблизи,
когда вошёл, стволов сырых касался,
когда промокли ноги от росы.
Но в синее молчание рассвета
врывались песни птиц, хруст сушняка.
Заговорили листья рядом где-то:
то ветерка нахальная рука
верхушки тополей затормошила.
А по дороге, незаметной мне,
промчалась с песней тряская машина,
через минуту стихнув в стороне.

Я в лес входил. Светлея, расступался
он предо мной, пугая и маня.
Он медленно, привычно просыпался,
дыханием окутывал меня.
Набив карманы синим спелым тёрном,
решив, что этот лес – ещё не лес,
я дальше шёл, сходя с тропинок торных,
через кусты боярышника лез!
…По-старому живут трава, деревья –
дождям доверясь, вешней тишине.
Прими, лес, навсегда мое доверье,
но хоть листком одним доверься мне.
Немыслима Земля без света листьев,
без ливней синевы, тиши полян…
Не знаю, как без межпланетных высей,
а без берёз – не выживет Земля.
Откуда, лес, в тебе такая сила?
Откуда эта ясная краса?
Леса, леса, леса – на пол-России!
Душа Земли – российские леса!..

Поднимись на Курган не с фасада,
по тропинке с другой стороны.
В пору тёплой апрельской весны
поднимись. Торопиться не надо.

Ясен день. Ветерки говорливы,
незаметны воронки и рвы…
Не расти здесь траве – говорили,
только как же земля без травы?

Вырывается к свету тюльпан
из земли, обожжённой когда-то,
и глядит он глазами солдата,
что без весточки здесь вот пропал…

А зимой здесь снега, как бинты,
ветры мёрзлые дуют потише…
Свят покой на могиле погибших,
скупо светят стальные цветы.

Дни идут. Воду пьют корневища.
Снова дождь, снова снег или гром…
Только нам не забыть бы о том,
что Курган монументный
для тысяч
стал обычным могильным бугром…

И не надо – ни тризн, ни парадов…
Здесь ведь всё расцвело на крови…
…Поднимись на Курган – не с фасада.
И тюльпан тот смотри не сорви…