Роберт Рождественский - Семь поэм

Ушла
ракета!..
Мы вздохнули
и огляделись воспалённо...
Но
траектория полёта
всё ж началась
не в Байконуре!..
Откуда же тогда,
откуда?
От петропавловского гуда?
От баррикад на Красной Пресне?..
Нет,
не тогда,
а прежде.
Прежде!..
Тогда откуда же,
откуда?
От вятича?
Хазара?
Гунна?
От воинов
Игоревой рати?..
Нет,
даже раньше!
Даже раньше!..
Она в лесных пожарах
грелась,
она волхвов пугала,
снизясь...
Такая даль,
такая древность
и археологам
не снилась...
Она пронизывала степи,
звенела
на шеломах курских,
набычась,
подпирала стены,
сияла
в новгородских кузнях!
Та траектория полёта,
презрев хулу,
разбив кадила,
через
поэмы и полотна,
светящаяся,
проходила!
Она -
телесная,
живая.
И вечная.
И вечевая.
И это из неё
сочится
кровь пахаря
и разночинца...
Кичатся
знатностью бароны,
а мы
довольствуемся малым.
Мы -
по бумагам -
беспородны.
Но это
только -
по бумагам!..
Не спрашивай теперь,
откуда
в нас
это ощущенье
гула,
земное пониманье
цели...
Бренчат разорванные
цепи!

Из фильмов
мы предпочитаем
развлека-
тельные.
Из книжек
мы предпочитаем
сберега-
тельные.
Сидим в тиши,
лелеем блаты
подзавядшие.
Работу любим,
где зарплата -
под завязочку...
Мы презираем
в хронике
торжественные омуты...
Все космонавты -
кролики!
На них
проводят
опыты!
В быту,
слегка подкрашенном
научными
названьями,
везёт
отдельным гражданам...
Чего ж
про них
названивать?!
Они ж
бормочут тестики
под видом испытания.
Они ж
в науке-технике -
ни уха,
ни... так далее...
Их интеллект сомнителен.
В их мужество не верится...
Живые заменители
машин
над миром вертятся!!
Не пыльное занятие:
лежишь,
как в мягком поезде.
Слетал разок и –
на тебе!
И ордена!
И почести!
Среди банкета вечного,
раздвинув
глазки-прорези,
интересуйся вежливо:
«А где тут
сумма -
прописью?..»
Живи себе,
помалкивай,
хрусти
котлетой киевской
иль ручкою
помахивай:
«Привет, мол,
наше с кисточкой!..»

Над запоздалыми клятвами,
над
диктором,
превозносящим «Кент»,
скрипом песка,
всхлипом сонат,
боеголовками
дальних ракет.
Над затянувшейся свадьбою,
над
вежливым:
«Да...»,
вспыльчивым:
«Нет!..»
Над стариком,
продающим шпинат,
над аферистом,
скупающим нефть.
Над заводными игрушками,
над
жаждой
кокосовых пальм
и лип.
Над седоком твоим,
Росинант.
Над сединой твоею,
Олимп.
Над нищетой,
над масонами,
над...

Мы
те же испытанья
проходим...
Тяжёлыми дверями грохочем.
Вступая в духоту барокамер,
с врачихой молодой
балаганим...
Мы
в тех же испытаньях
стареем.
Мы верим людям,
птицам,
деревьям...
Бросаемся,
дрожа от капели,
то - в штопоры,
то - в мёртвые петли.
Высокое давленье
коварно...
Живая кожа -
вместо скафандра.
И нету под рукой,
как нарочно,
надёжного глотка
кислорода...
Нас кружат
центрифуги веселья,
мы глохнем
в полосах невезенья.
И ломимся в угар перегрузок.
И делимся на храбрых и трусов,
пройдя сквозь похвалы и дреколья...
Другое непонятно.
Другое...
Как это?
Слово,
яснее полдня,
слово,
свежей, чем запах озона,
и тяжелее ночного боя, -
вдруг
невесомо?
Как это?
Слово,
застывшее важно,
слово,
расцвеченное особо,
слово,
обрушивающееся, как кувалда, -
вдруг
невесомо?
Как это?
Слово,
скребущее горло
и повторяющееся бессонно,
слово,
которое твёрже закона, -
вдруг
невесомо?
...Вновь тебя будет
по каждому слогу
четвертовать
разъярённая совесть...
Пусть не придёт
к настоящему
слову
даже мгновенная
невесомость!..
...Как мне дожить
до такого дня,
ценою
каких седин,
чтобы у жизни
и у меня
голос был
один?

Земля -
в ознобе
телетайпных лент.
Не ведаю,
куда глядит начальство...
Мне кажется:
я взял
чужой билет.
Совсем другому
он
предназначался...
Со мною
колобродить до утра
готовы,
про чужой билет не зная,
актёры,
космонавты,
доктора
с высокими, как горы,
именами...
Растерзана гудками тишина,
сиреневый дымок летит по следу...
И только мама верит
да жена,
что еду я
по своему билету.
А я
святым неверьем взят в кольцо.
С большой афиши,
белой, будто полюс,
испуганно глядит
моё
лицо,
топорщится
подделанная подпись.
И мне то тяжело,
то трын-трава,
чужие голоса
в меня проникли.
В знакомых песнях
не мои
слова!
Надписываю я
чужие
книги!..
Чужой билет.
Несвойственная роль.
Я тороплюсь.
Я по земле шатаюсь...
И жду:
вот-вот появится
контроль.
Тот поезд
отойдёт.
А я останусь.