Зачем вам деньги, если есть величие,
Вождь племени с плешивой головой,
Который врёт и врёт до неприличия,
Известный в мире, как киногерой.
Пластинка так заезжена с речугами,
Что знает каждый школьник наизусть,
Какими этот вождь богат заслугами,
За скрепышей испытывая грусть.
В бронежилете, в бункере, неистово
Мечтая сладко есть и сладко пить,
Он смотрит с золотого трона сфинксово
И всех врагов мечтает отравить.
Гордись, скрепыш, своим барановирусом
И приблатнённым дедушкой гордись,
Из преисподней главным чёртом присланным,
И к чёрту сам, безудальный, катись!
Какую смерть мне уготовил рок
В забытом Богом, вымокшем Макондо?
Всю жизнь твержу я карму, как урок,
Но знаю всё равно её нетвёрдо.
То так меня течение швырнёт,
Что ломит шею и сжимает плечи,
То вдруг о скалы разобьётся плот,
А мне на берегу укрыться нечем.
И кажется, смешались явь и сон,
Уже неясно, где граница света…
Из жизни очень просто выйти вон,
Для смерти нет ни дня, ни этикета.
Она сама узнает к сердцу лаз,
Подкравшись, словно вор, без политесов,
И чёрный свой, пустой нацелит глаз,
И завершит мою земную пьесу.
Я без суфлёров отыграла роль,
Которой наделили от рожденья.
Перенеся предательство и боль,
Покину этот мир без сожаленья!
Мы уже заплатили тиранам своим генофондом,
Вся Россия пред вечностью будет в незримом долгу.
Если не распростится немедля с бандитским бомондом,
И его не повесит, как погань, на первом суку.
Гибли мальчики в войнах от пуль, а в застенках – от пыток,
И рожали невинные девушки от палачей…
А теперь мы имеем в стране недоумков избыток,
Равнодушных и трусов, а больше всего – сволочей.
Растащили страну по кусочку, по спичке, по слёзке,
Утопили в крови и грязи, ободрав догола,
И осталось всего-то пожечь её ширь, да берёзки,
Чтоб её окончательно скрыла слепящая мгла.
Не кричите в лицо мне, мол, ты же лишилась восторга,
Торжества возрожденья под сенью зубчатой стены!
Я отвечу вам, – эта стена лишь преддверие морга,
Лишь преддверие ада, как будущей страшной войны!
***
Заполнены памяти закрома,
Грусть тихо плещется через край…
Кто знал меня лучше, чем я сама,
Давно переехали в светлый рай.
Оттуда ни весточки, ни кивка,
Ни ноты счастья, ни капли слёз…
Лишь ветер, летящий издалека,
Доносит, как будто бы, шум берёз,
Густой аромат неизвестных трав,
Манящий, словно святой елей…
Мятущийся разум в ночи сковав,
Касается память души моей.
И светят глаза удалённых звёзд
Огнём неведомого пути,
И прочная лествица – Млечный мост
Зовёт навеки покой обрести.
Но утро приходит под гомон птиц,
Сдувая с век наважденье сна,
Даря мне одну из своих страниц
От первого лучика – дотемна.
Живу в стихе, стихом живу
Им философствую и грежу
Я им во сне и наяву,
И людям доверяю реже,
Чем строчкам. Рифмы мне сродни
Своею простотой и ладом,
Мы с ними и в толпе одни,
И в отдаленье – с Богом рядом.
С утра молитву пропою —
Христовой рифмы откровенье,
Что смыслом полнит жизнь мою
И в золотом своём сеченье
Имеет лишь любовь и свет,
Что мне даны, как дар бесценный,
Чему сравнений в мире нет,
И Духом, что вовек нетленный,
Наполнит сердце мне она,
И день зачнёт в округе ясный,
Глаза наполнив после сна
Любовью вечной и прекрасной!
В Откровении от Иоанна Богослова в 13, 14, 16 главах есть слово «начертание», оно же – «метка зверя», что на греческом звучит как «харагма». Если вы проверите это слово через словарь, – перевод с древнегреческого на русский язык, то увидите, что у слова «харагма» есть еще и синонимы в переводе – «укол», «укус змеи».
«Укус змеи» по-гречески – «харагма»,
«Отметка зверя», попросту «укол».
От вируса страдает диафрагма,
Поскольку вирус тот «по-волчьи зол».
Трепещут от предчувствия народы,
Напуганные тысячей смертей,
Приписывая вирусу невзгоды
Великолепной глупости своей.
Едят отраву, пьют отраву тоже
И думают, что жив иммунитет…
Но те, кто в высший эшелон не вхожи,
Тому еды с питьём нормальных нет.
Всё нарастает, двигаясь по кругу,
Одни умнеют, а другие мрут
От недопонимания, с испугу,
Не выпутавшись из холуйских пут.
К кому взывать, когда мозги из ваты?
Уж наказала долго жить страна,
Отчалили все те, кто стал богатым,
Над остальными шутит сатана.
Осталось получить клеймо с уколом
На той же остановке, на пеньке…
Где нет больниц, где в прошлом суд и школа,
Там кладбище, увы, невдалеке.
Харагма, яд, запущенный под кожу
Тупого поголовья в свой черёд…
Вся нация, нелёгкий путь итожа,
Сто лет подряд к забвению бредёт.
И глупости нет ни конца, ни края,
Она, как факел, в трепетной груди
Того, кто будет, даже умирая,
Своих убийц в герои возводить!
Читать дальше