Мария Петрова - Réciproque suivi de Réminiscence. Отголоски души

Ma couleur favorite est hors d’atteinte,
Les teintes froides ou fades m’esquintent,
J’aime le feu, les brûlures des flammes,
J’aime cette femme qui incendia mon âme.

Elle a les couleurs des fruits d’un été fécond,
Entrelacs ornementaux, le coeur si rond,
Nous parlons sans mots, mais en couleurs,
Acceptant le noir et le blanc de la vie, et alors?

Воздушный гений дышит ветром бытия,
Он вьётся змейкой-невидимкой в простоте
прелестной,
Зрачок – провидец воскрешенья, бездны,
Пронизывает сушу, топит якоря.

А чародей искусства мудро-пылкий —
В травинке, и цветке, и надписях наскальных,
В грозе сознанья и тиши зеркальной.
Свой гений – в каждом трепетанье, в каждой жилке.

L’ombre est à toi?
Sur la page noire,
J’écris au réverbère.

Si lumière, il y a, au-delà?
Du bas côté de la Gloire,
À tes yeux sans frontières.

À ton tour, distance-moi, adviens!
En invoquant l’inébranlable foi,
La contemplation trouve sa proie.

Пишу… потому, что не могу не писать…
Творить – значит любить, озаряться и суть постигать,
Смелое слово на рельсы сознанья бросать,
Голосом исступлённо и всё-таки мудро воздух хватать.
Зеркалом быть и мир, как Грааль, отражать.
Собирать осколки сенсаций, реальность вздымать.
Стёкла разбивать, двигать время вперёд и вспять,
Маски снимать, надевать и искусно менять
Безысходность на свет и тлен оживлять.
Хаос с гармонией примирять.

Les nuages dérivent, inconscients des Dieux,
L’enfant voit flotter des dragons dans les Cieux,
La perspective est grisée par la fumée des usines,
Toutes ces pensées irrésolues culminent.

Un utopiste rêvant d’anges dans la mécanique aérienne.
L’horizon s’allonge fidèle, ses pensées se traînent diluviennes.

Le Ciel fut peint par le Créateur,
Le silence: un fin observateur.
Seulement la main tremble, le décrivant,
Le vent pose les charpentes, se mouvant…

Небо твоей души, небо моей души —
В Небо взойди, не спеши.
Ангелом Божий свет
Встретит с улыбкой нас,
Он обещает Жизнь, благословляя Час.

En nous somnolent des greniers pleins de monde,
Je pensais refaire le toit chez Babouchka.
Elle dort, son visage dans sa paume en offrande.
La nuit rêve d’un tout autre théâtre avec ni haut ni bas.

Le grenier conserve des choses et d’autres,
Trop de photos de famille, pas assez de souvenirs,
Envie de ranger sur les étagères, les plâtres.
Le moule à mémoire, les lettres: amours de fakirs.

Нас утомляют людные места,
Дома, квартиры, даже чердаки.
Под крышей для уютного гнезда
Давно не бегали заботливо шаги…

А бабушка родная – божий свет —
В иных заботах дремлет не спеша.
Но ночь творит иной театр, «Нет,
Ему нет места на земле», – поёт душа.

Хранит чердак сокровища семьи:
Воспоминанья детства, будто сон,
Невинный, но правдивый, как огни,
Что память оживляют. Вечен он.

Но прибираться надо и во снах,
Умея чудеса беречь,
Записывая таинство в стихах,
Улавливая старых писем речь…

Le poète a toujours eu deux vies:
À peine l’une commence, l’autre finit,
Écrire, l’esprit perché sur la déraison,
Une petite poussée et il tombe du balcon.

Des convenances: il pleure les déguisements,
Son âme se balade nue en cellule de dégrisement.
Chasser la muse, avec une épuisette mortelle,
Prisonnier conscient de la vacuité sans ritournelles.

Maudite soit la loi de l’attraction terrestre,
Il troque la poésie contre l’expérience d’apôtre.
L’essence du poète est gravée dans chaque globule.
Le sang invisible de ses aînés en son corps pullule.

Мудрец-младенец, реалист-мечтатель,
Не ощущать не может суть всего,
Он в каждом малом видит волшебство
И тайну мира, ложь и естество
Земного. Кто его создатель?

Его предвечный и единственный вопрос
Играет мистикой мерцанья света
Открытий и сомнений не поэта,
Но сущности Познанья в мире этом.
Он – мастер наважденья. Он – гипноз.

La saison de la raison,
Revient avec l’abandon,
Détaché flotte la note,
Buvez: despotes!

Sculpture de chair, statue de l’esprit,
Façonner des pensées avec tout le crédit,
De la musique au verbe, occultons nos arrières,
Prenons place dans la catapulte de nos viscères.