Борис Большаков - Осторожно, горячо… Стихи

По ширине – бездонный донор —
в любви – проклятие и дар —
перебирает слово «го́нор»…
и – получает «гонора́р».

То кипятком, то сладкой ватой
приходят мысли иногда:
в ком Бога много, тот – богатый,
в ком нет Его, тому – беда.

Безмозглый быт – поймай и вздёрни,
отведай пу́ты и пути́,
найди – в себе – чужие корни,
и – глубоко – свои – пусти…

Не сорняком, не жалкой травкой…
Не мучай травлей огород,
породу пробуй и – не чавкай,
и – не скупись – на кислород.

Мечта – прозрачно-голубая —
от раздолбая – до столпа́:
но – от «любимая» – в «любая» —
слепая вляпалась тропа…

Когда лопата рубит корни,
не видно смысла в доктора́х,
грызи слова, едва в упор не
замечая боль и страх.

Когда про-сти́шия хмельные
ползут по венам, щекоча́,
и – выпадают коренные —
слова – вкуснее калача…

На переносице – зарубка —
будь лучше, выше и сильне́й:
особый градус у поступка —
держаться собственных корней.

Надев сверкающие латы,
я выхожу на скотный двор —
не стержневой, не мочковатый —
в глазах, дырявящих забор…

Но – мне играть без человека —
не привыкать – готов стишок:
я – корни вкладываю в эко-
логи́чный книжный корешок.

<18—19.07.19>

Я слышу дождь – смешные плюхи
по крыше – в спешности блохи́…
В полно́чных поисках чернухи,
я спотыкаюсь об стихи.

Я – торможу на первоклассных,
на второсортных и больных,
я слышу их, я вижу – ясно —
хвалебных, резких, остальных…

В преобладании – болото:
черно́ и тре́снуто стекло
в очках – и видеть неохота,
но любопытство – увлекло
в канавы, ямы, котлованы,
в дома, подвалы, чердаки…
Вот – незначительные раны,
вот – зло – зыбучие пески…

Я не могу остановиться,
мне всё бросается в глаза:
мне каждый ноль, как единица —
мне единица, как фреза́.

Внутри меня – большая стройка,
снаружи – сажа из трубы:
я дождь прошу: попробуй, смой-ка,
чтоб я – про всё – к утру забыл…

Лепнина сыпется с фасада —
мои меняются черты:
устал от копоти и смрада,
и – вот такой неслепоты…

Во что-то светлое всмотреться
давно пора – в мои года…
Увы, моё смешное сердце
всё чаще смотрит не туда.

Моя ночная оборона,
в атаку плавно перейдя,
уснула в позе эмбриона
под шум осеннего дождя.

<06.12.18>

Расцвела на бумаге строка.
Может, кто-нибудь завтра оценит…
Знаю, мне никогда не изменит
белизна чернового листка.

Сам дорогу свою выбирал,
сделал, видимо, правильный выбор.
Не прельстил меня странный верлибр.
Проза – тоже не мой идеал.

Снова, душу слезами омыв,
новой строчкой пытаясь согреться,
поджигаю замёрзшее сердце.
Молча жду оглушительный взрыв.

<2004 … 2019>

Лицом к стене
с закрытыми глазами
глотать извне
энергию Земли.
Не осуждать
проваленный экзамен.
Не сетовать,
что лодка на мели.
И вкривь и вкось
исхожены леса мои.
А что стряслось?
Иллюзия хандры.
Сегодня – взлом.
А завтра —
то же самое…
Стучаться вновь
в сокрытые миры.

<~ 2007>

Я искал вдохновение,
по велению сердца,
по заветам отцов и дедов,
чувствуя себя элитой,
разбивая бетонные плиты,
и граниты грызя…

Я пытался понять,
что можно, а что – нельзя,
какие ответы оставили мне пииты?
Чья жизнь не была спокойной и сытой,
кто совершает самоубийство —
по велению сердца
или версии журналиста.

Надломанный, но великий —
задушенный полотенцем,
с головою пробитой.

Я искал вдохновение.
Я читал про ГУЛаг,
Бухенвальд и Освенцим —
до слёз, до мурашек,
до ядовитой слюны,
закусывал Библией
и Бхагавад-Гитой.

Я не хотел войны.

Я факелом Знания
мог развеять невежества тьму,
но шквалистый ветер меня научил
не доверять никому.

Я уходил из дома – по велению сердца —
не всегда возвращался с победой,
иногда – с позором, лежал на полу —
и взгляд бежал по узорам настенных ковров:
я был нездоров. Не спасали
ни водка, ни Веды,
ни мысли от Кастанеды,
ни те, кто самсарился рядом.