Борис Большаков - Моё Кривое Счастье

Бычара бьёт копытами, рогами:
останешься валяться в тухлой луже.
Чего пыхтеть, раскидывать мозгами:
понятно, здесь спокойней, чем снаружи.

Там – страшный лес, там злые-злые волки,
а у тебя – ни палки, ни берданки…
Но комната, как зверь – три метра в холке,
спешит твои обгладывать останки,
пугает тьмой, движением летучим
теней зубастых, холодом по дёснам.
В который раз назвался «невезучим»,
так получай – в прямом и переносном.

В твоей пурге, казалось бы, ни шанса
увидеть свет в окне жилого дома,
где можно лечь, согреться, отдышаться,
дождаться заживленья перелома…

Но – нет, любая линия – конечна,
и жизнь не вечна, и проблемы – так же.
Признайся сам себе чистосердечно,
что сам же на себя насыпал сажи.

У всех повсюду головы кружатся,
страдают все от жизни говностока.
А ты попробуй, сука, удержаться
на виражах положенного срока.

В твоих глазах и сердце – лёд,
тебя морозит и трясёт,
бросает в пот апрель и шлёт температуру.
В начале ночи (или дня?)
сжимает горло пятерня,
с тебя, спасая от огня, срывая шкуру.

В союзе лёд и алкоголь
не усмиряют жар и боль,
и – взгляд вонзается иглою в ломтик неба
сквозь небогатое окно.
А там – костяшка домино,
в ней точки – звёзды —
как вселенское плацебо.

Прими, доверься, и – смотри:
сияют точки – раз… два… три.
И троеточие – твоё – не остановка.
И головная боль спадёт,
когда в глазах растает лёд,
и не посмеет небольшая катастрофка

сломать, согнуть и растоптать,
порвать надежду и тетрадь.
Лишь ты способен распознать свои болезни.
Порой лекарства из аптек
не так сильны, как человек,
и так же сла́бы и вредны, и бесполезны.

В твоих глазах и сердце – лёд.
И кто утешит и поймёт,
когда скрываешься за ржавыми замками?

Мешают стены и кровать
растить и строить, и ковать…

И звёзды спрятались опять
за облаками.

Всю ночь ты ищешь в множестве причин
ту, главную, в которой смысл жить.
Бессонница в мозги вбивает клин,
туманит взгляд, пытается добить.

В союзе с алкоголем антистресс,
в сюжете – газ, случайная искра.
Но вдруг звезда срывается с небес,
«сегодня» превращая во «вчера».

Приходит осознание к чему
тебя ведёт зачётная стезя.
Пещера-дом похожа на тюрьму:
здесь можно быть, но жить – никак нельзя.

Итак, скользя, выходишь налегке
с новорождённой болью гематом,
с химическим ожогом на руке,
с нечаянно обрубленным хвостом…

Жить, как в кино – участвовать в игре,
костры импровизаций разжигать
и не стонать о каждом волдыре,
с ожогами нелёгкими шагать

в бурлящий мир, в терпении бойца
глотая кровь и лишние слова.
Не потеряй дороги и лица,
затачиваясь против естества.

Ты вправе падать и лететь за горизонт,
ломать и строить, гладить и колоть.
А хватит средств и силы на ремонт,
когда рванут твои душа и плоть?

Ты можешь отключить и удалить,
войти в себя и выйти, как СашБаш…
Но твой апрель в тебя вплетает нить,
пока не сломан ты и карандаш.

Держись, не рвись, навстречу выходя
своей мечте, избитый, но живой.
Вдохни, глотни весеннего дождя
и пасмурного неба над Невой.

Не налетит твой парусник на мель…
Здесь за тебя – каналы и мосты.
С тобой апрель проводит параллель:
он набирает силу,
как и ты.

Сны пробирают до костей
и дух пронизывают пули,
и с выдающихся частей
свисают сопли и сосули.

И лютый праздник февраля,
шутя, как будто мимоходом,
сорвал корону с короля
и уравнял его с народом.

А человечества следы
весной вытаивают гуще…
Устали струны и лады…
И спотыкается бегущий.

И не торопятся помочь
ему приятели-зеваки.
И он опять встречает ночь
в почти забытом буераке.

И только тёплый мягкий пёс
в любви и преданности жгучей
к его щеке холодный нос
прижал: не мучайся…
не мучай.

Апрель – целитель и ведьмак
вернётся скоро с новым чудом.
И, поднимаясь кое-как,
назло кошмарам и простудам
смеётся выживший герой:
река почти освободилась…