1994
Унялся вихрь на ясном Крите,
Смерть отошла, и страх растаял.
Уже из чёрного укрытья
На кровь не выйдет Минотавр,
И стены Лабиринт коварный
Не сузит, жертву окружая.
И лишь закат, в листве рыжея,
Закурит трубку близ таверны.
И – эллинской судьбы остаток:
Старик, и с ним печальный мальчик, –
Затеплят свечку. Тьма заплачет,
Но пальцам ночи не достать их.
Свеча по чуду Парфенона,
По красоте богов и смертных:
Златых, серебряных и медных
Столетий – оскудело лоно.
Но при свече прекрасны лица,
Как отблеск лета в день осенний,
И в этой красоте таится
Богов и смертных воскресенье.
1994
«От яростных и тайных потрясений…»
От яростных и тайных потрясений,
Несбывшихся надежд, убитых воль –
Взбежать на небо и лежать на сене,
Уткнувшись в месяц влажной головой.
Крик одинокий, птичий и протяжный,
Не значащий при солнце ничего, –
Теперь он мой, теперь он самый важный –
Свободы звук и воли торжество.
Один лишь слог – и заново творится
Ночь, мир и жизнь. – Один певучий слог…
Ты вдалеке, душа моя и птица.
Но чует слух. И всё прощает Бог.
1994
«Жить напевом, понимать немногое…»
Жить напевом, понимать немногое,
Ничего почти не понимать,
С дождиком – осенним недотрогою –
Ночи безразлично коротать.
Поутру на тропку на певучую
Выходить – не знать, который час,
Покоряясь музыке и случаю,
Пока день неяркий не погас…
1994
«Было небо надо мною, Боже…»
Было небо надо мною, Боже,
Небо Твоё.
Ты одел меня в одежды из кожи,
В искусное шитьё –
Рук Твоих изделье, и узором
Ладони мне покрыл.
Ты глядел моим зелёным взором
И губами моими говорил.
Ты и только Ты. Иду исполнить
Волю Твою.
То, что о Тебе сумел я вспомнить, –
Ото всех таю.
Малым знаньем знал Тебя я прежде,
Ждал – придёшь извне.
Только грянул гром – отверзлись вежды:
Ты – во мне!
Не подвластен злу, не приурочен
К телу и судьбе,
Вижу солнцем, вижу Оком Отчим:
Я – в Тебе!..
1994
Песня эхо рождает –
Эхо песню родит.
Взгляд змеи пригвождает –
Смерть, как солнце, глядит.
Выкрики великаньи –
Град камней по горам.
Гениев окликанье –
Тайный пароль мирам.
Вызван орлиным братом,
Жившим века спустя,
Смелым стань и крылатым,
Вольной грозы дитя!
Вызван ликующим братом,
Который ещё не рождён,
Встань, прозревая, рядом:
Вместе дрожим и ждём.
Встань, приобщаясь к братьям
Блеском сердечной тьмы!
Вместе по своду катим
Шар воплощений мы –
Солнце вскрывает резко
Раковины век. – Пора!
Мы – с изначальной фрески
Храма Атума-Ра!
1994
Ах, не помнить зла, а просто бы
Петь под дождичком косым…
Ведь не счесть детей у Господа,
Но один пресветлый Сын.
В синей северной стране меня
Сам он в тайну посвятил,
Что родился прежде времени,
И пространства, и светил.
Был единым и единственным,
Содержа и век, и миг,
Светлым зеркалом таинственным
Отражая Божий Лик.
Не вместить земными мерками,
Почему да как – но вдруг
Выпадало с громом зеркало
Из простёртых Божьих рук,
Выпадало – раскололося
На цвета волос и глаз,
На различья смеха, голоса,
На тебя, меня и нас…
Как и чем осколки склеятся?
Скоро ль ждать того? – Навряд.
В поле косточки белеются,
Окна в городе горят.
Ум над миром – как над книгою,
А душа без книг живёт.
Сколько капель гибнет, прыгая,
Ну а ливень льёт и льёт.
Всех простить пошли мне, Господи:
Каждый – сам, и каждый – Сын…
Ах, не помнить зла, а просто бы
Петь под дождичком косым.
1994
Ты пропой мне полслога, на клёне синица,
О синица – единственный клавиш в саду.
Я услышу тебя, чтоб опять изумиться,
Что в простейшем созвучии Бога найду.
Что в траве проливной, в этом ливне по пояс,
Где лишь райская свежесть, но нет ни плода,
Я растрачивал вечность, в секундах покоясь,
Потому что бессмертье не стоит труда.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу