Стань одно с этой лиственной мощью:
Я с тобою единым дыханьем
Глубоко, словно в дрёме, дышу
И, взлетев над стоглавою рощей,
Над рекой – синих духов лоханью –
За тебя, за тебя лишь прошу…
1992
Впервые мальчик посмотрел влюблённо,
Впервые крови ощутил прибой, –
И навсегда пластинка патефона
Пропела так: «Мы встретимся с тобой…»
И он встречает годы у перрона,
И он глядит с надеждой и мольбой,
А на дворе пластинка патефона
Поёт, поёт: «Мы встретимся с тобой…»
Ах, сколько раз он принимал за встречу
Случайный взгляд, случайные слова,
А встречи нет, она опять далече,
Хотя с деревьев падает листва.
Дрожит фонарь, листву роняют клёны,
Ночной состав гудит, полуслепой,
А стародавний голос патефона
Ещё поёт: «Мы встретимся с тобой…»
К нему заходят, чтоб на миг согреться,
На миг развеять пустоту и тьму,
Но вновь и вновь он раскрывает сердце
И отдаёт – неведомо кому…
Так с детских лет до старости – бессонно,
Его надежда, наслажденье, боль –
Поёт небесный голос патефона:
«Мы встретимся, мы встретимся с тобой…»
1992
«Солнце весеннее, солнце весеннее…»
Солнце весеннее, солнце весеннее,
Выше беды и блаженства – оно!
Сколько при солнце весеннем посеяно,
Летнею гневной жарой сожжено!
Гнева кончина – души воскресение,
Хлеб устоял под лучом ножевым.
Солнце осеннее, солнце осеннее,
Лик милосердный над полем живым!..
1992
Стоят разгневанные стражи
И песню вещества поют,
И не пускают в Свет, и даже
О небе вспомнить не дают.
Для струек света незаметных,
Что льются через их зрачки,
Ловушки ставят в элементах,
В тугих молекулах – силки.
Задушен крик на первой ноте:
Ни вслух, ни шёпотом – не сметь!
В смирительной рубашке плоти
Меня влекут из смерти в смерть…
«Проснись, проснись!» – Заря апреля
Бранит и гонит сон дурной.
Разброд в душе и тяжесть в теле,
Но Свет по-прежнему со мной.
И ждут меня труды земные,
Друзей участье, день весны, –
Да мало ли какие сны я
Видал за жизнь? Да ну их – сны!
Немножко, правда, душно, тесно,
Темно, но сон-то здесь при чём?
В окне открытом свод небесный
Огромной тучей омрачён.
И отсвет, чёрный и багровый,
Лежит на кронах и на мне,
И взор крылатый и суровый
Бросает в дрожь… Я не вполне
Проснулся? А весна? А сон-то?
…Молекул неразрывна сеть,
И красные зрачки Архонта
Меня влекут из смерти в смерть…
1992
«Он глядел на звезду – на сиротскую, вдовью…»
Он глядел на звезду – на сиротскую, вдовью –
Сквозь палаческий мрак, сквозь казнящую тьму:
Переполнилась чаша и пенится кровью, –
Как же грех мировой понести одному?
Он решился – и длится Голгофская кара,
Ей в веках и народах не видно конца.
И стоит Вероника у Бабьего Яра,
Умирающим пот отирая с лица.
1992
«Среди поля, среди луга…»
Среди поля, среди луга,
В зелени державной,
Где никто не видел плуга,
Трактора – подавно,
Где по небу – перья павьи
Сумеркам навстречу,
Где ложатся в густотравье
Парочки под вечер,
Там сидит юнец-философ,
Сельский самоучка,
Вся душа – в вечерних росах,
И блокнот, и ручка.
Мысль его – как поднебесье,
У зари во власти,
Пишет он о равновесье
Разума и страсти.
Месит напряжённым взглядом
Полусвет со тьмою…
Я сажусь тихонько рядом
И не беспокою.
Жду, когда совсем стемнеет
В мире темноглавом,
И писать он не сумеет,
И пойдём по травам.
Вот на стол метнули сутки
Карту чёрной масти:
Мы толкуем о рассудке,
Соловьи – о страсти.
И всю ночь кусты – в движенье,
Кроны – в танце грустном:
Ведь подвижно напряженье
Меж умом и чувством.
1992
«Сильные страсти даются возвышенным душам…»
Сильные страсти даются возвышенным душам:
Как же иначе душе на земле удержаться?
Небом окликнута, звёздной притянута силой,
Держится страстью душа мудреца и героя,
К нижнему миру прикована яростным телом,
Тросом желанья златым, вожделения цепью железной.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу