Меня иное зренье увело
Туда, где Лик неотделим от Слова:
И мать глядела, дерево цвело,
И дом стоял средь облака живого!
Нам верх и низ неведомы, пока
В суставы времени мы не врастаем,
Но небо движется – Москва-река –
И ждёт, пока мы в облаке растаем…
1990
«Да, мы гибнем, мы все погибаем…»
Да, мы гибнем, мы все погибаем,
Будь ты трижды силён и умён, –
Топит нас эта высь голубая,
Завязают в ней вёсла времён.
И чем песенный твой или ратный
Ярче труд в ежедневной близи, –
Тем призывней и тем неотвратней
Синева безымянной стези.
Чуть забудусь – и слышу опять я,
И слова твои – спящему плеть:
«Спой мне песню, раскрой мне объятья,
Чтобы ими Ничто одолеть!..»
1990
…Я поэтому люблю их –
Холод, сумерки, каштан,
Что молился в улей – Клюев,
В глубь кристалла – Мандельштам,
Что ещё и мне дарован
Дым вельможный над трубой,
В сердце – страх, в дуброве – ворон,
И молчанье пред тобой.
1990
[1]
Так свободно и просто
И всегда ни о чём
Небо низкого роста
Говорило с ручьём.
Небо чище и ниже,
Небо ниже ручья
На лучи свои нижет
Пузырьки бытия.
[2]
Идёт, опираясь на посох –
Поющий среди безголосых…
Нет, посох – лишь точка опоры
Оранжевой ярости взлёта!
Вселенной орлиную пору –
Цветущий мальчишеский клёкот
Пробрал: в полнолуньях и росах
Душа – свежесрезанный посох!
И плоть, опираясь на душу,
Как ветер, сильна и крылата,
И небо догонит идущий
Наследник Ореста, Пилада,
Чей ум, неоструган и плосок,
В цветущий расширится посох!..
[3]
Я видел: вы – бессменно двое –
На палевом пригорке,
И вот – закат… Какой листвою
Почту сей жребий горький?
Продолговатым пальцем ивы
Иль клёна пятернёю
Отмечу связь мечты счастливой
С эпохой ледяною?
За солнцем вслед мы тоже канем,
Но утро, золотея,
В строенье мира музыкальном
Заметит ли потерю –
Две-три умолкнувшие ноты?
Конечно, не приметит:
На свете – голосов без счёта,
Всё так же солнце светит.
Две-три умолкнувшие ноты,
А воздух золотится…
Но сжалось сердце отчего-то,
Затрепетала птица.
Две-три покинутые клети –
Как прерванные строки.
И я – один, я с вами третий,
И в смерти одинокий.
И я один надвратной хвоей
Почту сей жребий горький,
Ведь вы и там – бессмертно двое –
На золотом пригорке…
[4]
Кровь, проступающая сквозь лист,
Разум, сквозящий в движениях липы,
Луч вертикальный – любви обелиск,
Вы, что не стали людьми, не сбылись,
Не побывали, а только могли бы,
Утро над вами – Евангелист!
Внятен его озаряющий зов,
Вы прежде нас, о собратья, проснётесь,
Вашей заслугой на чаше весов
Мир вознесётся, минуется пропасть,
Мукой морскою, усильем лесов –
Вскользь пролистается времени пропись,
Вечность начнётся – с кленовых листов!..
[5]
Одеты кожей мы, изгнанники Эдема,
И нас она роднит с листвой,
И каждый ствол
Напоминает, прикасаясь, где мы.
Ослушники Отца – одеты кожей мы,
Покровы кожные среди земли плодятся,
И нас они сближают со зверьми,
К нам птицы на руки садятся.
Отведавшие Плод – мы кожей облеклись,
И облаченья сбросить не хотим мы,
И Ангелы глядят из-за кулис:
Прикосновенья их неощутимы…
[6]
Они ещё вместе, но каждый
Отдельную пестует страсть:
В духовной, в греховной ли жажде –
К чужому ручью не припасть.
Они ещё вместе, но взглядом
Достигли различных глубин:
О, что б ни случилось – будь рядом,
Ты в жизни и в смерти любим.
О, что б ни случилось – ответствуй
На тайный, отчаянный зов
Из дней отлетевшего детства,
Ночей листворуких лесов,
Из юности непоправимой:
Чело грозовое клоня,
Правдивое небо повинно,
Что горько под ним без меня.
[7]
Кто-то ждёт тебя: озеро с небом являются фоном,
Прошлое – цепким, терзающим сердце грифоном,
Будущее – заалтарным златым витражом.
Кто-то ждёт, не уходит, и ты поражён,
Что ещё можешь вызвать подобное чувство.
Здесь ломают сирень: сколько шелеста, хруста,
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу