Дмитрий Щедровицкий - Стихотворения и поэмы

– Господин Световидец,
Моё Вам почтенье!
Разъясните, прошу: что такое Земля?

– Школа Беглого Чтенья, –
Отвечал он, крылами во тьме шевеля.

– Что ж нам делать?
Разучивать знаков значенья
На борту утопающего корабля?..

Он молчал. Задыхались от дыма поля.

– Господин Световидец!
Какие же тексты
Нас готовят читать?

Он шепнул:
– Замолчи
И раскройся, дрожа, ибо весь ты –
Текст,
Читаемый в тысячеокой ночи!..

Я в цирк вошёл. Был этот цирк необычайно странен,
В нём неумолчно смех гремел, но больше было слёз,
В нём фехтовальщик встать не мог,
стальной рапирой ранен,
В нём навзничь клоун упадал – и умирал всерьёз.

А кто под куполом парил – был сам белей каната,
А кто плясунью обнимал – тот удалялся с ней,
А кто с пантерами играл – того ждала расплата.
И были зрителей зрачки звериных глаз страшней.

И я, войдя, не понимал, артист я или зритель,
И всё надеялся уйти – мол, не туда попал.
Но взяли за руки меня, одели в белый китель
И на арену привели – и замерла толпа.

И я узрел на лицах боль и столько мук душевных,
Что отказаться и уйти уже не стало сил.
И кто-то подал мне кувшин и прошептал: «Волшебник!
Следи, чтоб не кончался твой чудесный эликсир!»

А сотни глаз немой мольбой светились у барьера,
И медью, страхом и стеклом сверкали сотни чаш…
И тёк напиток золотой, и укреплялась вера,
И вкус бессмертья обретал таинственный мираж!..

Если бы Нил усомнился
В плодоносности своих разливов,
Если бы Мемфису не снился
Табор торговцев крикливых,

Если б кто-то из живущих спасся
От молчанья, спрессованного веками,
Если бы сам Птах не распался,
Став своими восемью двойниками,

Если б не желтели в мире листья,
Если б на ночь оставляли настежь двери, –
Я б тогда поверил в бескорыстье,
В женскую любовь твою поверил.

Ибо слово фараона ловит чутко
Немигающий писец Неферти,
Ибо нет у женщины рассудка,
И влеченье к ней – дорога к смерти.

Недописанная строка
Не даёт мне покоя,
А она, словно клевер, легка,
Словно синь над рекою.

Жить во тьме одному –
И не верить, что всё утрясётся,
Но любить эту тьму
И ночное приветствовать солнце,

И, в пчелиных мирах
Цветовые слова уловляя,
Облекать их во мрак,
Будто память лоскутного рая, –

Если вправду поэт
И у Бога чего-нибудь стою…
Но строки этой нет,
И она не даёт мне покоя.

Вы верите стихам? Я тоже верил им,
Но дальний, дикий смысл, как запах зверобоя,
Открылся мне меж строк: мерило ритма – Рим,
Чьё войско не даёт Святой Земле покоя.

Душа, твой лёгок Храм, он бел, почти незрим,
Поклонники смелы, левиты непреклонны,
Но разум шлёт слова, как легионы – Рим:
Несётся крик со стен, и в пламени колонны!

Вы верите стихам? Я тоже верил им,
Но пеплом быть – толпе, а пенью – чёрной печью…
Вы слышите? Псалом взрывается: «Горим!
Наш белоснежный Смысл охвачен жаркой Речью!»

– О’кей – о кельты,
Дары друидов,
Струенье Леты,
Дриады выдох
В плоть человечью:
Дымится Змей
Сырцовой печью
Последних дней…

– О’кей – о кельты,
Чьё имя – Пламя!
– Пришёл? Теперь ты,
Конечно, с нами,
А то в прогибы
Осенних лун
Глядел в Египет,
Как злой колдун!

– О нет, не ваш я,
Я был вам братом,
Но в чёрной чаше
Вы вскрыли атом,
Вы вскрыли атом,
Открыли кровь –
И стала адом
Дубрава снов!..

Река задвигалась, пошла Москва-река,
И я проснулся в колыбели:
Дома и клёны, лица, облака
Вращались надо мной и пели.

Но вдруг игрушка выпала из рук –
Земля! И я вгляделся удивлённо:
Как страшно! Обрывался каждый круг –
Жизнь дома, матери, жизнь облака и клёна! –

Но вновь заснул. И только преступив
Пределы зренья, смутно стал гадать я:
В земле ли скрылся слышный мне мотив
Или упал в небесные объятья?