Дмитрий Пригов - Монстры

Баба в окне тяжело развернулась. Лицо у нее было огромное и плоское, пугающее своей тяжелой невыразительностью. Она всматривалась во внешний полумрак. В неосвещенном пространстве противоположного окна вряд ли что-либо можно было разглядеть.

– Я имею в виду момент после украшения елки. Этот конкретный промежуток времени.

Отхлебывая пиво, собеседник поглядывал на бабу. Справа от нее вырастала гора странных тестоподобных образований. Приятель пробежал глазами по ее огромному почти металлическому бюстгальтеру и блеклым мощным голубоватым трусам, вместе с бедрами наполовину обрезанным нижней рамой окна.

– Там есть место, которое никто почему-то не помнит. Васек сползает с лестницы и отбегает в сторону. Лицо его меняется, словно деревенеет и коростой покрывается. Помнишь? – Собеседник не отвечал, только вперил в Рената вытаращенные глаза. – Он весь чуть подрагивает. Холодные капли пота проступают на лбу. – Собеседник неопределенно хмыкнул и отер лоб маленькой ладошкой. – И говорит таким замедленным низким, вроде бы плывущим, голосом. Вернее, отвечает. Непонятно кому. Вопросов со стороны не слышно, а ответы ясно различаются. – Да! – тяжело говорит Васек, словно ворочает языком огромные неподъемные железные обода. Молчит, и капли холодного, не по-детски крупного пота сбегают по его бледному, как гипсовому лицу паркового пионера. Заползают в глаза. Просто-таки разъедают, выедают их. Словно концентрированная кислота. Пробегают по щеке до подбородка и оттуда капают на пионерский галстук, который чернеет прямо на глазах. Но Васек стоит окаменелый и ничего не чувствует: Понимаешь, стоит. Стоит непомерно долго. Страницы две-три. И никто не помнит. Никто.

– Что, там прямо так все слово в слово и написано? – недоверчиво подивился приятель.

Он не отрывал взгляда от бабы, которая повернулась к нему широкой крупноскладчатой спиной, тесно перехваченной, почти перерезанной тонкой задней полоской свинцового бюстгальтера. Она сосредоточенно искала что-то в дальнем шкафу. Опять обернулась широким мясистым лицом. Улыбнулась. Даже вроде бы подмигнула и, отвернувшись, продолжала что-то искать. Затем, нагнувшись куда-то совсем уж вниз, почти исчезла из видимости, оставляя наблюдению только непомерный зад, обтянутый голубоватыми трусами.

Ренат заметил устремленный вовне взгляд своего собеседника. Проследил. Ему предстал странной конфигурации обрубленный зад. Вернее, что-то такое, что он даже не смог идентифицировать как нечто человеческое. Увидел пустую, залитую неярким светом обычную тесноватую кухню с каким-то предметом неведомого обличья и абриса, поднимающимся от пола и достигающим предела нижнего обреза окна только своей верхней невразумительной и неясной частью. Безразлично отвернулся.

– Никто не помнит.

Приятель, прижавшись подбородком к груди, стал рассматривать неприятные пятнышки на опрятной белой рубашке. Провел по ним ладошкой. Они не стряхивались. Вздохнул.

Кухня напротив с верхними закопченными углами, заполненными маревом мелких кружившихся насекомых, озаряемая, подсвечиваемая какими-то невидимыми нижними красноватыми рефлекторами, казалась пещерой. Собеседник Рената молчал, нежно приоткрыв рот и подняв вверх изящную руку с оттопыренным пальчиком, словно для некоего последнего неотразимого довода. Рука застыла в воздухе, затем медленно опустилась, подлила немного коричневатой жидкости из коричневатой же бутылки с оползшей вниз этикеткой. Наливала осторожно, не позволяя пене перекипать через край. Поставила пустую бутылку и придвинула кружку на край стола. Ренат взъерошил жесткие волосы и продолжал:

– Васек тем же низким голосом продолжает: – Да, понял!.. – отвечает на некое вопрошание.

– Что понял?

– Ты что, не слушаешь? Вопросов ведь не слышно. Вопросы явны только ему одному.

– Кому?

– Ну Ваську! Ваську! Перестань дурачиться. Я серьезно. Мне и так сложно все это формулировать. Так вот, я слышу лишь его ответы, по которым, конечно, трудно реконструировать полноценный разговор: – Да! Понял! Через девять лет! Да! Аши! Ре! Да, да! Понял! Есть! Но! Да, да! Когда? Понял? Ат! – и весь набор. Как хочешь, так и понимай. И пришел в себя. Провел рукой по лицу и вернулся в прежнее состояние. – Ренат странно, не по-человечески даже, с какой-то нездешней пластикой, вроде бы и непозволяемой обычной костно-мышечной конструкцией обычной руки, провел по потному лицу. Вернее, описал вокруг лица некую сферу. – И не помнит ничего. Словно это не он был. А может, действительно не помнит.