Дмитрий Пригов - Монстры

Путники достаточно долго шли открытые солнцу. Марево от нестерпимого слепящего сияния было такое, что временами казалось, будто вокруг царит полнейшая чернота. Лиловая и мерцающая. Всепоглощающая и, как кислота, растворяющая в себе. Они шли в этой черноте. Один – коренастый, смуглый до синевы. Курчавый, мускулистый, несколько даже перекрученный силой ниспадающего напряжения, гипертонуса своих вздувающихся мышц. И нервный, нервный. Постоянно подергивающийся. Таким его впоследствии часто и изображали на картинах неведомо откуда про все это прознавшие художники Средневековья и Возрождения. На удивление оказались точны и прозорливы. Второй – худой, высокий, пластичный, но словно неподдающийся. Лицо его было очень бледным, с испариной на лбу, с небольшими мешками под глазами и чуть-чуть подсиненными губами. Как во время серьезного стенокардического приступа. Я знаю. У меня самого было подобное. Однако он не задыхался. Вел себя без нервности и паники, столь обычных при подобных критических симптомах. Бледность и синева свидетельствовали скорее об иных, более глубинных, надвигающихся и уже никем, даже им самим, не могущих быть отмененными или остановленными процессах и трансформациях.

Шли давно и упорно. Вокруг ничего практически не менялось. Пейзаж был монотонный и мучительно-однообразный. Темный и кучерявый все время старался забежать вперед и заглянуть спутнику в лицо. Он шел слева, отчего его собственная левая нога при этих маневрах все время сваливалась в неглубокую, но жесткую корявую сухую обочину. Было впечатление его постоянного припадания на ту самую левую ногу. Спутник шел небыстро, словно плыл. Но как ни пытался кучерявый всей энергией своего мощного упругого тела, он постоянно оказывался чуть позади, взглядывая на матово светившееся плечо спутника, высвободившееся от ходьбы из-под светло-голубого, выцветшего под беспрестанным местным солнцем, наброшенного на голое тело хитона.

– Откуда она? – хрипло выдохнул он в спину впередиидущего.

– Ты знаешь, – отвечал тот, легко оборачиваясь.

– Не знаю, – с непонятной резкостью отвечал задний. – Я нездешний.

– И я нездешний.

Снова зашагали молча. Шли долго. Со спины на фоне перебегающих друг друга невысоких холмов и против склоняющегося к горизонту все еще ослепительного солнца они иногда казались маленькими, внезапно зашевелившимися темными соляными столбиками. Все вокруг было недвижно. В камнях по обочинам прятались бесчисленные страждущие твари. Некоторых из них я видел и знаю в лицо. Правда, в другом месте и в другое время. Но в столь же малообжитом, пустынном и утомляющем.

Монструозность этих тварей настолько превышала их реальный скромный физический размер, что заставляла содрогнуться перед лицом возможного явления взгляду, наделенному истинным видением всей их неимоверности и невероятности. Но также содрогнуться и перед непомысливаемой мощью смиряющего властного жеста, обратившего их в некую гремучую капельную эссенцию или же в мерцающую точку неимоверного пульсирования, могущего заставить содрогнуться холмы и возвышенности. Ужас сразу же охватывал любого, имевшего достаточную силу воображения представить их в моменты высвобождения из-под власти могучих сдерживающих сил и обретающих реальную, ни с чем не соразмерную физическую размерность, равную внутренней силе и ярости. Однажды ночью я бежал неведомо куда перед неисчезающим видением подобного существа, посетившего меня в пустынных песчаных местах далекой, но в те времена все-таки еще досягаемой Азии.

– Откуда она? – яростно настаивал кучерявый и вдруг дико вскрикнул: – Аааааа! – как бешеный запрыгал на одной ноге. Он кружился и орал.

Бледный человек мягко обернулся. Некоторое время молча наблюдал его яростное и корявое скаканье перед своим спокойным и утомленным лицом. Наклонился и двумя длинными пальцами снял с ноги оравшего огромное отвратительное насекомое. Провел легкой, едва касающейся, непонятно почему в такой ослепительной жаре и неотступающем зное прохладной рукой. Укус вместе с мгновенно раздувшимся пугающим бордовым отеком тут же исчез. Моментально и без следа. Кучерявый желтоватым ногтем недоверчиво опробовал излеченную ногу, искоса поглядывая на спутника. Не ощущая боли, пошевелил пальцами. Снизу подозрительно сверкнул черными поблескивающими глазами. Поставил ногу более уверенно. И даже заплясал притопывая, все еще в сомнении покачивая кудлатой головой. Опомнился, опять взглянул на спутника, успевшего отойти на значительное расстояние. Бросился догонять. Догнал. Зашагали дальше.