Дмитрий Пригов - Монстры

Христиан опять оглянулся, однако компания успела незаметно покинуть кафе. Мы сидели в полнейшем одиночестве.

– Все-таки подслушивали, – проговорил Христиан.

Мы подозвали официантку – несколько уменьшенный, но и улучшенный на добрый старосоветский манер вариант Мэрилин Монро. Впрочем, подобными Мэрилинами у нас в свое время были полны универсальные магазины, рестораны, авиакассы, конторы, различные бюро и секции творческих союзов. И никто не делал из этого никакой шумихи наподобие первобытных американцев с их пустыми героями и кумирами. Нет, нет, я совсем не в осуждение. Так, к слову.

Она подошла в меру расчетливо-торопливой походкой и, чуть отворотив в сторону лицо, словно не желала ощущать наше смрадное дыхание, протянула счет. Где-то около 350 рублей. Мы достойно выложили указанную сумму. Официантка спокойно, но несколько высокомерно, указательным пальцем левой руки отметила нижнюю строчку указанного счета. Там оказалась еще одна приписанная цифра. Все вместе выходило уже рублей около 900. Мы подивились. Стали рыться по карманам. Насобирали нужную сумму с небольшим, очень незначительным преизбытком. Отдали официантке и отправились к выходу. Она нагнала нас:

– Возьмите тридцать рублей сдачи.

– Не надо. Оставьте себе, – отвечали мы великодушно.

– Не нужны мне ваши тридцать рублей! – она была заметно возмущена. Я быстро оглядел заведение – ничего особенного. Ничего выдающегося не обнаружил ни на веранде, где мы восседали во время нашего нелегкого разговора, ни во внутреннем помещении. Ну, камин. Ну, приглушенный свет. Музыка. Где подобного нынче не встретишь? Ни в отделке, ни в пластмассовой мебели, ни в столах, украшенных скромненькими белыми скатерками, обведенными двумя красными каемками, ни в качестве посетителей я не обнаружил черт какой-либо элитности заведения, соответствовавшего бы уровню цен. Но искренняя оскорбленность официантки говорила о том, что предложенная нами сумма чаевых была не просто мала, но унизительно мала.

– Не нужны мне ваши подачки! – она с возмущением бросила нам в спину наши жалкие и злосчастные деньги. Мы вышли. Деньги остались лежать.

Кругом отцветало последними поздневесенними цветами мирное Беляево.

Да, вот и Христиана не стало.

Зной стоял нестерпимый. Я знаю. Я бывал в тех местах. Ни деревца, ни кусточка. Ни травинки даже. Правда, в полукаменистой почве можно проделать что-то вроде норки или узкого глубокого подземного хода. Ну, естественно, при хорошей организации, умении, наличии соответствующей техники, квалифицированных кадров и достаточного количества народу можно прорывать каналы. Изменять течения рек. Строить дома и оборонительные сооружения. Корректировать движения планет и пролегающих над этой местностью космических и определяющих мировых линий.

На одной горе, виднеющейся с пыльной дороги, некое подобное сооружение и наблюдается. Огромное, да и на огромной высоте. Гору так просто не одолеешь. Только римляне в свое время сподобились на это. Да и то за несколько лет непрерывного и неодолеваемого древнеримского упорства и простого стояния у подножья несокрушимой высоты. А где нынче возьмешь столько времени – все расписано по минутам. Так – бросят быстрый оценивающий взгляд и бегут дальше. Не хотят, чтобы их покорили, – и не надо. И не будем тратить своего драгоценного времени. Кому они нужны? Ни нефти там чаемой, ни исключительно полезных ископаемых. Стратегическая высота разве: Да нынче другие стратегии и высоты другие. Пусть их стоят себе.

Жара. Воды нет. И никогда не было. Лошади падают. Да, да, стоят, стоят и вдруг падают, высоко задирая вверх тонкие рахитичные ноги. Как будто под тяжестью неимоверно тяжелых металлических доспехов и восседающего поверх в подобном же непереносимом металлическом облачении рыцаря. Сбегаются слуги, оруженосцы, высвобождают несчастного неповоротливого металлического человека. Оттаскивают в сторону бедное животное. Пристреливают, чтобы не мучилось. Но все это как будто. Вроде бы. А так-то – одни верблюды и выдерживают многотрудное, ничем не вознаграждаемое стояние. Выстаивают часами, сутками, неделями, месяцами. Но не больше. И они больше не выдерживают. И все какое-то красноватое. То ли от зноя, то ли изнутри себя изводит этот красновато-кирпичный в кровавый оттенок цвет.

По причине отсутствия воды и не посещают эти места смутные, водянистые, отекающие вниз, серовато-прозрачные фантомы, навеивающие странные образы и дрему. Зато есть свои. Жгучие кристаллические и прозрачные. В своей неустранимости почти кремнистые или даже каменноугольные. Прилетают, обволакивают могучим пылающим жаром открытых печей. Сжигают верхние прикрывающие оборонительные слои, оставляя обнаженными ничем не защищенные в своей сизовато-поблескивающей наготе предстоящими им уж и в полнейшей беззащитности – слои внутренние, ранимые, легко уничтожаемые. И следующим дыханием оставляют на месте их стояния пустое, присыпанное сероватым пеплом место.