Дмитрий Пригов - Монстры

– Чудо! – И действительно ведь – чудо! – так долго ими чаемое и обретенное здесь, на краю святой и таинственной земли.

С ярких, пылающих золотом стен свисали длинные виноградоподобные лозы, усеянные гроздями крупных розоватых ягод. Сквозь стены виднелись просторные луга, усеянные яркими цветами. Одновременно казалось, что все покрыто чистейшим, растянутым на километры во всех направлениях, белотканым искристым снегом. В воздухе парили бесчисленные птицы диковинной окраски. В провале отсутствующего купола на фоне ярко-синего неба почудилось видение неких всадников, зависших над картиной сих невозможных свершений и преображений. Они помедлили и, приняв вид облакоподобных существ, исчезли в западном направлении. Появлялись новые. И снова пропадали. Мерно накатывающиеся звуки, напоминавшие звучание огромных колоколов, заставили иноземцев обернуться в их направлении. В отдалении швейцарцы увидели небольшую белую, прямо светящуюся этой нестерпимой белизной церковь – точную копию храма на Нерли. Или наоборот – ее первообраз. И все замерло. Застыло. Зависло. Все потеряли ощущение времени. И время потеряло их.

И вмиг погасло.

– Кого-то они мне напоминают. – Христиан все время нервно оглядывался на группу немолодых мужиков, подававших голоса за нашей спиной.

– Избранных и Преображенных, – съехидничал я. – Тут каждый второй избранный. Избирай – не хочу. И преображенный до неузнаваемости и беспамятства. Каждый день. К вечеру. А то и с самого утра, – уже вполне желчно, непонятно к чему, продолжал я.

– Действительно. Вроде бы они, – нисколько не удивился моему замечанию Христиан и стал пристально всматриваться в них. Они заметили его неприкрытое разглядывание, как-то засуетились. Попытались встать и уйти. Что-то удержало их. Снова сгрудились головами над центром стола. Я тоже обернулся – мужики как мужики. Как любые выпивохи за любым первым попавшимся столом. Или вовсе без него. Лишь бы было что выпить. Один из них бросил на меня быстрый косой взгляд. А и то, кто не бросит на вперившегося в него без всякого стеснения и приличия?

– Они, определенно, прислушивались. Ты не понимаешь. Это же дико все секретно. И опасно. – Он снова с тревогой посмотрел на группу. Помолчал и продолжал: – Начальник потом разговорился. Он работает уже 25 лет. На пенсию пора, да заменить некем. Он такого класса профессионал, что просто невозможно отыскать замены. Особенно сейчас-то. Когда он прибыл туда молоденьким офицериком НКВД и проект только-только начинался, только завозили первых обнаруженных, эффект удерживался всего секунды две-три.

– Какой эффект?

– Ну, этот самый – эффект Преображения. А теперь после 25 лет упорной работы держится до 17 минут. 17 минут, понимаешь! По его расчетам, лет через десять уже будет если не промышленный, то вполне ощутимый социальный эффект. Понятно, финансирование у них все время срезают. Он и работает почти без зарплаты. На чистом энтузиазме. Да и как оставишь такое – это уже почти жизнь. Конечно, сам метод шокирует. Но в атмосфере почти полного местного бытового бескультурья:

– Почему же это бескультурья? – несколько даже обиделся я. Наконец-то обиделся.

– Советский проект и был с высшей, так сказать, трансцендентно-детерминистской точки зрения спровоцирован огромным потенциалом этого места, предопределенностью вашего народа к Преображению и через то к Преображению всего света. Правда, соответствующими методами и средствами, – выпалил он.

– Да неужели? Лагеря и это дикое истязательство суть спасительные процедуры к вящему процветанию всего человечества? – произнес я тоном, близким уже к серьезному осложнению отношений. Но Христиан, увлеченный почти что собственным преображением, не заметил.

– В ваших конкретных социальных и бытовых условиях все отражается в коммунальном теле. Собственно, все те окрестные озарения и преображения суть результат взаимодействия с коммунальным телом. И коммунизм в чистоте идеи есть и в реализации должен был бы быть этим самым Преображением. Ну а жестокий способ принуждения является единственной возможностью проявления подобного рода, – заключил он.

– Ну, ну. Поезжай в свою Швейцарию и отпизди там всех самым жесточайшим образом

– Нет, нет, – не обиделся Христиан. – И совсем не потому, что там невозможно кого-либо избить. Вон, глобалисты бьют кого ни попадя. Просто у нас в людях нет такого антропологического устройства, подобной предрасположенности. Нет четко агрегатно оформленного и почти антропоподобно персонализированного коммунального тела. Это и есть загадка Руси. Преображение через жестокость!