Дмитрий Пригов - Монстры

– Видимо, тяга. Сквозняк, – сообразил Христиан, оглядев огромные дыры и пробоины в стенах и крыше. Затем он смог уже различить и отдельных, тут же присевших, неуединившихся, поблескивающих из-под вороха одежд небольшими оголенными поверхностями тела испражняющихся личностей. Запаха, как поминалось, не было. Никто не обращал на них внимания.

Выпрямившись, начальник гордо и сурово оглядел раскинувшийся перед ним невзрачный людской пейзаж. Хотя, ясное дело, обозреваем он им был далеко не в первый раз и, понятно, знаком до мельчайших подробностей. Подчиненный люд не обратил внимания на вошедшую троицу.

– Знаешь, я был в полной уверенности, что попал не совсем туда. Вернее, совсем не туда, – объяснял Христиан, потягивая уже второй бокал нашего замечательного российского пива. Я обычно выбираю «Балтику-3». Или «Балтику-5». Хотя и другие тоже неплохи.

Я не ведал еще, в какую сторону повернет его повествование. Такого рода западные полуэтнографические, хотя вполне и сочувственные описания дикого советского быта уже не возбуждали меня. Не бросали в пучину пущих подтверждений несообразности советской человеческой неисправимой натуры. Раньше бы я тут же поведал о том, как в яме одного крупного племсовхоза, заполненной многолетно не откачиваемым навозом, затонул дорогущий импортный племенной бык. Его обнаружили поздно. Тащили всем совхозом. Трактором. Двумя тракторами. Звали на помощь соседей – бесполезно. Затонул.

Как сгорели детишки, запертые родителями в чуланчике, чтобы не приставали и не требовали еды во время славных совместных родительских дневных, вечерних и ночных распитий славных алкогольных напитков. Загорелось. Родители, как были в нижнем застиранном белье, выскочили на мороз. Впрочем, под смиряющим действием алкоголя, в вялой полупанике, с блуждающими улыбками полупонимания всего происходящего на мягких и безвольных губах. Про детишек забыли. А и, действительно, всего не упомнишь, особенно в таких экстремальных ситуациях.

Как колченогий и кривоватый сосед нашей коммуналки влезал в кровать по очереди к матери, жене и тринадцатилетней дочери, впрочем, тоже далеко не трезвым, включая и девочку-подростка. Да и кровать-то в их убогой маленькой коммунальной комнатенке в восемь квадратных метров умещалась одна. Зато большая. Так что несложно было и промахнуться. Даже и не было никакой возможности не попасть ко всем трем в одну кровать одновременно. Так что и не было никакого «по очереди». Все было сразу.

Но и в то же самое время не стал, наоборот, в отчаянии доказывать несообразность западной оптики и зрения, не способных углядеть тонкую и своеобразную специфику местного величия, не могущую быть замеченной слепым западным партикулярным зрением за подобными ничего не значащими мелочами.

И вот один их этих неразличимых существ, медленно приподнявшись, не скажу что на четвереньках, но как-то приниженно и скособоченно, на какой-то диковатый насекомообразный манер бочком, бочком стал приближаться к центральной группе. Когда он выполз на свет, на нем можно было различить шапку-ушанку со вскидывающимися при каждом неловком движении, как собачьими, ушами. Также углядывались прорезиненные тапочки и лиловые подштанники. Сильвия и Христиан с интересом взглянули на начальника. Тот ничем не выдавал своего отношения к происходящему, храня полнейшее, почти ледяное спокойствие, сразу же показавшееся швейцарцам значимым и отмеченным неким знаком неординарности совершающегося. Они замерли в ожидании. Начальник тоже казался застывшим в длиннополой кавалерийской шинели, неожиданно оказавшейся на его стройной, упругой, высокой фигуре. Или она просто доселе была незамечаемой посреди ужимок и пригибаний. Каким-то образом успел он избавиться и от облачавшего его до сей поры огромного вороха иных одежд. Возможно, все это привиделось нашим путешественникам в неверном северном свете. Трудно сказать. Во всяком случае, сейчас он предстал им ладным и подтянутым, наподобие строгих юношей в виде бронзовых статуй, возвышавшихся над любым значимым населенным пунктом нашей страны в совсем еще недавние времена. Взгляд его был устремлен поверх происходящего. Подползавший не издавал ни звука. Его движения были исполнены неведомой пока прагматики и внутреннего смысла. Так медленно и расчетливо подают многотонный грузовик к какому-нибудь подиуму или платформе. Швейцарцы переводили глаза с одного на другого, изредка обмениваясь взглядами. Остальные насельники пристенных лавок и околостенных пространств замерли.