Дмитрий Пригов - Монстры

– Семен, то есть извините, Федор Михайлович, это несерьезно. По-детски как-то. Вы же ученый, у вас должна быть отличная память. Это мы, так сказать, люди среднего и нетренированного интеллекта:! – почти кокетливо улыбается он серым пепельным лицом. Тянется к невидимому Федору Михайловичу ящику стола, откуда только что достал книгу.

И внезапно Семен, который, извините, Федор, Федор Михайлович, ясно себе представляет, что там, в ящике, у него спрятан пистолет. Огромный вороненый полнозаряженный пистолет. Федор Михайлович видал подобные в фильмах. И вот следователь стремительно выхватывает его, в офицерской выправке выпрямляет жесткую спину и с несколько искаженным от стремительности лицом стреляет прямо в голову Семена Михайловича. Федора Михайловича. Пуля мгновенно проходит непрочную академическую голову, страшной инерцией мощного взрыва унося с собой наружу мелкие частицы и капельки скользкого серого мозгового вещества и маленькие остренькие осколочки черепной кости. Все это невидимым Федору Михайловичу оплывающим пятном прилепляется к дальней стенке гулкого кабинета и медленными тяжелыми потоками стекает вниз. Последнее, что он замечает – надвигающуюся, наплывающую на него, вырастающую в огромную, почти уже неантропоморфно-инфернальную тень на фоне дневного сияющего окна. Фигура некоего гротескно-утрированного гигантского существа с разбросанными в сторону непомерными пупырчатыми щупальцами, которое меркнущее сознание Федора Михайловича обзывает про себя КеГеБезавр.

– Федор Михайлович? – выводит его из ступора мягкий голос следователя. – Это ведь ребячество, – снова потирает левый, видимо регулярно болезненный, висок. Лицо опять стремительно перебегает мгновенная уродующая его гримаса.

Федор Михайлович выпрямляется и ясно понимает разницу между собой, слабым, уклоняющимся, изворачивающимся, наивно ищущим обтекаемые ответы, и этим, прямым и откровенным человеком, с пистолетом в руке. То есть даже и не человеком, а антропоморфной функцией бездушного механизма – так определяет Федор Михайлович своего официального оппонента. Чувствует облегчение и отвечает:

– Нет, не припомню. – Потом эдак вальяжно и непринужденно, даже снисходительно и по-дружески: – Понимаете ли, память человеческая, даже ученого, столь избирательна. К тому же, по данным науки, – и вовсе по-хлестаковски уже завирается Федор Михайлович, – мозг человека задействован всего процентов на пять-семь, – и замолкает. Сам не понимая, к чему это.

Следователь моментально догадывается о метаморфозе, произошедшей с Федором Михайловичем. Он далеко не новичок в своем деле.

– Мы с вами не можем полностью и до конца, – все с тем же наигранным вдохновением продолжает Федор Михайлович, – не то что контролировать, но даже понимать сложные механизмы человеческой памяти. У меня от стольких листов замеров, статистики, графиков всевозможных и прочего прямо в глазах рябит. Давайте, прямо сейчас проведем эксперимент. Возьмем, к примеру:

– Федор Михайлович! Вы находитесь в следственном управлении, – уже теряя всякую надежду или, скорее, терпение, напоминает допрашивающий. Прямо-таки взывает к нему.

– Да, да, – соглашается и несколько смиряет свой пыл Федор Михайлович. – Вообще-то ученые не столь уж внимательны и памятливы, как это порой кажется несведущим. Это миф, – легко смеется и переменяет позу, закидывая ногу на ногу. Изящно отряхивает стрелочку брюк. Приглядывается, словно замечая там что-то неладное, опять отряхивает легким движением пальцев и поднимает лицо на следователя. Удивительная, знаете ли, метаморфоза.

Следователь молчит. Молчит. Пауза длится долго. Оба выдерживают ее. Следователь первым прерывает молчание:

– Ладно, сегодня разговор не получился.

– Как же, как же не получился? – искренне, вернее, полуискренне, вернее, деланно-искренне удивляется Федор Михайлович. – Ой, мне на совещание, – смотрит на часы и с огорчением произносит: – Опоздал. Ладно, без меня там как-нибудь. Ведь правда? – обращается к следователю с нелепым вопросом. Тот мельком взглядывает на него, подписывает какую-то бумажку и прячет ручку во внутренний карман строгого, хотя и достаточно поношенного пиджака. Прячет бумаги в нижний ящик стола и, позвякивая ключами, запирает его. Встает. Обходит стол с правой стороны. Вместе с поднявшимся и несколько суетливым Федором Михайловичем выходит в коридор. Доводит до проходной. Берет пропуск из рук Федора Михайловича. Отдает его равнодушному и прямоглядящему подтянутому солдату. Выпускает наружу и еще некоторое время смотрит вослед Федору Михайловичу.