Дмитрий Пригов - Монстры

– Ты давно не отчитывался, – говорит Федор Михайлович, стоя лицом к окну и разглядывая какое-то странное происшествие внизу, на улице, прямо под ним. Что там происходит, он схватить не может по причине сугубой сосредоточенности на разговоре. Ясно, что что-то странное. – Это мое попустительство. Завтра положишь на стол полный отчет и по времени, и по динамике. Завтра же.

Внимание Федора Михайловича привлекла женская фигура, странными образом прямо-таки перелетающая через капоты стремительно проносящихся машин. Она пересекает улицу поперек движения в самом напряженном месте. Сверху видно, как она накидывается быстрой яростной тенью на очередную машину и опускается в короткий промежуток между ней и следующей. Зрелище какой-то не то скользящей птицы, не то черного ныряющего и стремительно выпрыгивающего дельфина. Федор Михайлович повел подбородком, отмечая про себя это странное зрелище.

– Иван Сергеевич из третьей лаборатории, сам знаешь, как настроен. А он лицо влиятельное. Вли-я-тель-но-е, – с особым нажимом и расстановкой произнес Федор Михайлович, все еще следя за последними оленьими прыжками стремительной молодой женской фигуры. Бросил взгляд на руки Рената. – Ты что, руками, что ли?

– А как же иначе, Федор Михайлович? Ничего более чувствительного пока не изобретено, – он усмехнулся и посмотрел в лицо Федора Михайловича.

Федор Михайлович поморщился. Выпрямился. Снова посмотрел вниз в окно, где, как стадо уткнувшихся друг в друга в летнюю жару овец, скопилось огромное количество автомобилей. Помедлил, неловко вывернул шею, повернулся к Ренату.

– Больно?

Со времен военного и послевоенного детства, прямо-таки до позорных (для всякого взрослого и мужественного мужчины, за какового себя он все-таки держал), до обескураживающих его самого и всех окружающих обмороков, он боялся и ненавидел всяческие уколы и вроде бы неимоверно полезные прививки и спасительные инъекции. Их сгоняли неловкой толпой худеньких недокормленных зверьков к медицинскому кабинету в самом дальнем углу школьного коридора на первом этаже. Входили поодиночке. Он ждал до последнего. Проскальзывал в дверь и почти сразу утыкался в высокого и строгого врача. Старая морщинистая сестра в белом халате разворачивала его худенькой спинкой к окну и подавала врачу невидимый, но знаемый до мельчайшей своей губительной жалящей детальки и подробности шприц. Он сжимался, костенел. Бледный, с огромными слезами, нависшими на невинных серых глазах, ожидал неотвратимого. Следовал укол. Это было ужасно. Но и, как ни странно, вполне переносимо. Ничего страшного. Чуть пошатываясь и как-то криво улыбаясь, словно свалилась с плеч неимоверная глыба, выходил в уже полностью опустевший коридор. Поеживаясь на январском морозце, в одиночестве брел домой, освещаемый ярким ничего не различающим солнцем.

После процедуры неделю нельзя было пошевелиться. Если кто-либо из домашних или знакомых по незнанию или же в переполненном троллейбусе касался его худенькой лопатки, неведомой прожигающей силой он был прямо подбрасываем вверх. Рот наполнялся металлической и казавшейся на вкус почти лилово-чернильной слюной. Отвратительно было.

– Привык, – пожал плечами Ренат.

– Забинтовал бы. Рубашку с длинными рукавами одень. А то по институту ходишь в таком виде… Люди начнут черт-те что говорить.

– Да, да, – сразу же согласился Ренат.

– Так, значит: Да, Ренат, нельзя форсировать. Что ты знаешь про следующие уровни? Откуда у тебя уверенность?

– Нет у меня никакой уверенности.

– Что, совсем не болит? Все-таки смазывай чем-нибудь, – он опять поморщился. – Забинтуй. Или лучше длинные рукава. А то бинты тоже всех тут перебудоражат. И осторожнее. Сколько у тебя времени? А если не по прямому, а по пустотному?

– Федор Михайлович! Федор Михайлович! – Ренат вскочил и как безумный ринулся из кабинета.

Федор Михайлович покачал головой, глядя ему вслед. Убрал все со стола, просто сгребая кучей в какие-то ящики какие-то бумаги и записи, закрывая их и бренча ключами. Оглянулся на окно и направился вослед Ренату, прямо у порога своего кабинета столкнувшись с серьезным и недовольным Иваном Сергеевичем. Тот мрачно поглядел вослед Ренату:

– Уже принято сшибать с ног. В наши времена разве ж подобное было бы позволительно? А? Я бы, например, Льва Давидовича сшиб прямо у его кабинета, а? Где бы я был теперь?

– Не настраивайтесь, Иван Сергеевич. Он просто несколько неординарный экспансивный юноша.