Дмитрий Пригов - Монстры

И оказалась права.

– Машенька, ты что? – Ренат наклонился к ней. – Я тебя обидел? – Она не отвечала.

Ренат под одеялом коснулся ее упругой, почти скользкой спины. Опустился до ягодиц и просунул руку между ног. Она не реагировала. Ренат заколебался. Он вдруг не к месту вспомнил, что руки у него несоразмерно длинные. Позвоночник же выдавался прямо как спинной гребень ящера. Вспомнил, как сестры, касаясь его обнаженной спины, всякий раз чуть не вскрикивали:

– Ренатка, ты прямо как чудище из Холли Лоха, – и заливались смехом. Но рук не отнимали. Скользили вдоль тела, прямо стукаясь ладошками о мощные костяные выступы его позвоночника. И замирали внизу. Ренат опускал голову и молчал.

Он вынул руку из-под одеяла. Повернул голову и посмотрел на часы, примостившиеся на старомодной расшатанной тумбочке. Пять утра. Уже рассвело. Со двора в узкое открытое окно доносилось пенье пробудившихся птиц. Старые высокие разросшиеся деревья достигали их четвертого этажа, так что певчие твари по утрам разве что не заходили в комнату, нагло рассматривая все там происходившее. Хотя, что такого особенного они могли углядеть? Обычный нехитрый быт маленькой коммунальной комнатки в коммунальной квартирке. Дощатый потрескавшийся платяной шкаф с потемневшим по углам и пустившим огромные черные пятна по всей поверхности зеркалом. При разглядывании себя Ренат всякий раз утыкался в эти черные провалы, уводившие вовсе в иные пространства за пределом и самой-то виртуальной недостоверности зазеркальной жизни. Что еще могли рассмотреть незадачливые наблюдатели, взобравшиеся на уровень этого, не такого уж и высокого этажа? Стол и кое-какие стулья. Ну, репродукцию на стене с изображением некоего, свергшегося с неимоверных высот и почти полностью погрузившегося в воду. Только мелко-мелко перебирал он над водяной поверхностью единственно оставшимися видимыми лодыжками ног. На невысоко вознесенном берегу другой, пробегая, спокойно, даже равнодушно следил за свершающимся. Просто повернул голову в том направлении, задержался на мгновение и снова пустился в свой бессмысленный бег по прихотливой кромке холмов вдоль обозначенного озера с незадачливым плывуном или летуном.

Ничего более интересного и привлекательного в комнате не наблюдалось. Ну, еще две лежащие фигуры, прикрытые наброшенной простыней на огромной расшатанной постели.

Птицы заглядывали в окно. Ренат прислушался, бросил взгляд в их сторону и сделал легкое движение головой. Птицы смолкли. Вобрал голову в плечи – птицы снова защебетали. Ренат несколько раз повторил эти маневры с тем же самым результатом. Улыбнулся. Он давно уже привык.

Кстати, это первыми обнаружили, и достаточно давно, опять-таки сестры. Как-то поутру в их деревянном домике, непривычном для обычного московского бетонно-каменного городского житья-бытья, окруженном зацветающим весенним садом, они проснулись разнеженные и розовые, едва прикрытые легкими простынями. Не открывая глаз, улыбаясь еще чему-то туманному, своему, сонному, легко пошевеливались, овладеваемые предутренней дремой и негой. Прозрачные простыни легко принимали очертания их сложнопрофилированных скользящих тел, напоминавших прихотливый пейзаж перебегавших друг друга многочисленных холмов. Лежали и нежились. За открытыми окнами в саду заливались безмятежные птицы. Сестры разом приоткрыли веки и, не поворачивая голов, только скосив глаза, огляделись. Все трое блаженствовали, раскинувшись на просторной, почти в размер немалой комнаты, кровати. Сестры, лукаво улыбаясь, поглядывали на совсем юного, но вполне оформившегося Рената, далекого уже от той подростковой неуклюжести, которая так приглянулась им еще со времен Тарусы. Голыми побежали в ванную под холодную, бросающую прямо в неостановимую дрожь, ледяную струю. Вернувшись, снова рухнули в постель. Уняв дрожь, все разом расхохотались. Ренат приподнялся на локте и резко повернул голову в сторону растворенного окна. Птичий гам умолк. Сестры недоуменно посмотрели в том направлении, поначалу нисколько не связав это с их милым дружком Ренатом. Ренат отвернулся и, что-то почувствовав, заподозрив, виновато улыбнулся. В этот момент он впервые и догадался. Эти периоды щебета и замолкания он сразу же связал с резкими поворотами своей головы и вообще со своей некой неординарной связью с заоконной жизнью. Птицы снова залились беспорядочными многочисленными безответственными песнопениями. Сестры посмотрели на Рената и переглянулись. Что мелькнуло в их голове – непонятно. Ренат снова резко оборотился на окно. И тут все стало ясно.