Дмитрий Пригов - Монстры

– Свирепое татарское мясо!

Ренат и старший брат Чингиз смеялись. Сестра, через силу улыбаясь, с неодобрением поглядывала на них. Она знала, чем это кончается. У Чингиза чернел рот, и он застывал в смехе. Сначала его всего несколько раз тяжело и отвратительно передергивало. Потом он замирал в каких-то гротесковых позах нелепой репликой грубых средневековых картинок Пляски смерти. Крупные капли слюны вздувались пузырями на его синеватых губах. Близкие давно уже привыкли. Но на посторонних это производило тяжелое и неприятное впечатление. У него была странная болезнь, определяемая врачами как чернотка. Что за такая чернотка? Из каких таких врачебных энциклопедий, учебников или словарей взялась она? Никто не пояснял. Чернотка и чернотка. Для самих врачей она была загадкой. Но никакого иного слова для ее определения и никаких способов лечения они не ведали. Родственников же, особенно близких, это, естественно, удручало, но давно уже не удивляло. В роду их подобное было не в новинку. Ренат просто отворачивался к окну и терпеливо пережидал. Сестра пристально и внимательно, не отрываясь, следила брата до той поры, пока его не отпускало. Смотрела, случалось, и десять минут. И двадцать. Позднее и часами. Сколько надо, столько и смотрела.

– Это генетическое, что-то из разряда наследуемых непредсказуемостей, – объяснял один, неплохо проплаченный сестрой-богатейкой, специалист в неведомого рода областях оккультных и иноприродных знаний. Он внимательно и задушевно всматривался в глаза встревоженно обступивших его несведущих родственников. – Открылся ген недетерминированных преобразований, – диковинными терминами определял он состояние Чингиза и снова многозначительно оглядывал окружающих. Сестра и Ренат молчали. Сестра сама все знала. Для очистки совести по настоянию близких соглашалась она на приглашение подобного рода специалистов, не веря им заранее и почти полностью предвидя конечный результат.

– Детерминированных, детерминированных, – мрачно бросала она. Специалист пожимал плечами, брал свой немалый гонорар, вежливо раскланивался и уходил. Все с осуждением смотрели на нее и со вздохом расходились. Хотя деньги были именно сестры.

Однажды она, еще задолго до всякого визита к врачам и такого рода знатокам, проговорилась братьям, что это родовая болезнь, застигающая и поражающая каждого старшего мужчину рода. Сестре о том поведала бабушка, уверявшая, что в том особый высший шаманский знак перехода из одного состояния в другое.

– Какое другое состояние? – спрашивала продвинутая внучка, комсомолка-общественница и диалектическая материалистка.

– Ну, как, к примеру, белка становится вороном, – поясняла бабушка. В ее ответе, кстати, был тоже элемент какой-никакой диалектики. Все-таки белка превращалась в ворона.

– Ну, бабушка, этого же не бывает! Это все выдумки, – взвивалась прогрессивная внучка, по тем временам активистка и борец с темными пережитками и предрассудками прошлого. – Конечно, человек образовался от всего остального звериного мира. Факт достоверный и научно доказанный. И последняя стадия его преобразования – обезьяна. Сейчас процесс эволюции завершен. Только социокультурные перемены и революции возможны. А все эти белки и вороны – от темных тотемических времен остались, когда человек, не умея объяснить явления природы, обращался вот к таким художественным образам.

– И то возможно, и это, – невозмутимо отвечала темная, даже просто черная старуха. – Много чего бывает, – продолжала она, не обращая внимания на научно-прогрессивные объяснения любимой внучки. – Отец прямо при мне обращался. Первый раз, когда мне и пяти лет не было. А потом уже просто и не глядя, есть я тут или нет. Когда надо – тогда и обращался.

– Ну, бабушка, как же можно? Это просто феномен массового гипноза. Такое на эстрадах теперь показывают и подробно объясняют неправдоподобность всей подобной мистики. Просто прадедушка темнел от напряжения, – не менее странно объяснила она. – А тебе казалось, что он в ворона превратился. Он, видимо, действительно мог воздействовать на сознание окружающих таким вот энергетическим способом, – не терпящим возражений пропагандистским голосом заключала внучка и отворачивалась, дабы окончить этот нелепый разговор. Но, не будучи уверена в полнейшей убедительности своих доводов, снова оборачивалась на старушку и пытливо вглядывалась в нее.

– Поначалу он, конечно, почернел. А потом как ворон метнулся, чуть меня не зашиб. Вот здесь крыло пронес, – бабушка ребром ладони изобразила пролет его иссине-черного крыла. – И осталось. – Она показала старый шрам у основания шеи. Иногда он розовел от напряжения, наливался сизоватой кровью, а потом чернел. В детстве внучка с удивлением наблюдала его метаморфозы и постепенное прохождение всех цветов побежалости. Со временем привыкла и только бросала быстрые взгляды на посторонних, случавшихся при подобных эксцессах. – Все равно вам не миновать, – заключила упрямая и непросвещаемая бабушка.