Евгений Сабуров - Тоже мне новости

Плохая кожа. Серый дымный день.
Принц пьет и кутаясь в фуфуайку
весь извертелся на плетеном стуле,
а буржуа вернулись и заснули.
Они ведь тоже проскользнули в тень,
о чем во сне расскажут без утайки.

Безобидный старик был убит,
к стенам жались жалкие маки,
жаждали люди склоки и драки,
стекла искрились среди плит.

Между плит застревали осколки,
в них поблескивало что-то разыскивая
солнце блеклое, в чем-то искреннее,
Как утверждают, волглое.

Мокрое солнце, безобидный старик
одно и тоже. Мы спокойно прожить
неспособны.
Страсть и грех единоутробны.
Безусловен предсмертный крик.

На новый год, на новый год
поедем в бор, сосновый бор,
чтоб кто чем горд и кто кем горд,
был тем и бодр, был тем и бодр!

Поставим знаки на челе.
Кто восклицательный. Кто вопросительный.
Чтоб чокнуться и ошалеть
и жить пронзительно.

И целоваться до усрачки,
до полной полности,
а после ползать на карачках
от ихней подлости,

когда они нас ловят, блядь,
на оговорках,
чтоб только душу обрыдать
в маслах прогорклых.

На новый год поедем в бор,
приличные, железные,
а старый год гони на двор,
спускай по лестнице.

С негодованием отверг
любовь и слезы,
а ведь не дале, чем в четверг,
был пень березовый.

Был вобщем просто ничего
на женский взгляд —
приемлем в смысле половом
и в меру гад,

а вышло никуда, и вот
такое дело —
толпится, лыбится народ
как обалделый.

Как понимать нам этот псих
со стороны?
Что он открыл? Что он постиг?
Удручены

советуются меж собой,
уходят братья.
Их заключает милый Бог
в свои объятья.

Кто уехал на работу,
огнь, ублюдок, осужденный?
По стене стремится вот он
чокнутый, непобежденный.

А земля перебедует
и прилепится к тебе,
поторгует, полютует,
скатится сама к себе.

Скажешь тоже: – Примитивна
будет будущая жизнь.
Скажешь тоже: – Как противно!
От подружки открестись,

откажись от глупой славы
и от умной откажись,
будь красивым, будь кудрявым,
будь как будущая жизнь,

понимай чего не понял
или же не понимай.
Внемли боли, внемли вони,
по утру пей черный чай.

Мои друзья оторопело вянут,
не понимая, что уже не восемнадцать
лет отроду. Лишь кто-то вяло вякнет,
что телу – всё, но не впротык кончаться.

Я не поспел на похороны лжи.
Мои друзья бесчинствовали, жались.
На заднем плане хилый пейзажист
всё отражал снег залежалый.

Запечатлел печаль упругий дед
с мешком оттаявших бутылок,
забыл засечь и проходя задеть,
заехать торопя в затылок.

Спасибо и на том – ох! – и на том.
Спасибо вам и вам спасибо.
Красиво было. Будет и потом —
спасибо вам! – красиво.

Великих перемен не то чтоб созерцатель
Нет. Не так.
Участник смерти мира
Нет. Не так.
Мой опыт тщателен. Я счастлив. Скальпель
обезображен зайчиком потира.
Дурак.

И мы вагончиками катимся по рельсам
слегка укутанные неуверенностью дыма,
казнимые им, движимые и водимые.
Нет дыма – поезд на мосту уселся.

Принц, я старался, но невыносимо
жить там, где холодно, так холодно и зимы
так длительны, ну, хоть убейся,
а правят целостность и смелость.

Мой опыт счастлив. Тщательнейшим скальпелем
я соскребаю грязь веков с потира.
Обезображен соучастник мира,
и переменчив скачет зайчик-созерцатель.

Нет-нет, не стали подлыми холмы,
весь мир угодливо простерт пред нами.
Под нами и над нами мы,
а в глубине души мы сами.

Устроим конкурс – вот дела! —
Кто в перед, а кто в зад.
Она была со мной мила —
закрыты двери в сад.

Кто в маечке, кто в лифчике,
а вот внутри меня
то мальчики, то фифочки
от мам своих слиняв