Саша Ирбe - Горячий аккорд (сборник)

И теперь
бездушно-половинчаты,
беспардонно святы и легки.
Ты меня возьми
и с ходу вылечи,
от моей печали и тоски.

Только ты меня теперь не чувствуешь…
Год промчался…
Всё, что было, ложь.
Ты меня во мне –
родную, лучшую –
никогда на свете не найдёшь.

Ещё вчера, казалось, будет чудо!
Московский вечер тёмными кругами
спускался с неба.
Мытая посуда
на двух столах сияла жемчугами.

И ты смотрел задумчиво и просто,
и ничего не пелось, не писалось,
затем что в нашем доме были звёзды,
которых больше в мире не осталось.

Расставание наше случайное –
как и встреча случайной была.
И уже не любви, не отчаянья…
Только свет на ладони стола.

И уже ничего не воротится:
гром не грянет и дождь не пройдёт,
потому что нам больше не хочется
разбиваться о стужу и лёд

наших душ – беспокойных и пламенных,
льющих свет и в тиши, и в глуши,
а в реальности – каменных, каменных –
душ таких, где не видно души.

Оттого и легки эти строчечки,
оттого и никчёмны слова!
Между мной и тобой только точечки
и несбывшихся грёз синева.

Что ж, иди!.. Свет дорогою стелется…
И бежит вдоль дороги вода.
Только, знаешь, мне всё же не верится
в то, что этот уход навсегда.

Бывает, радости неспешно
слегка заглядывают в дом,
но в новоявленных одеждах
мы их не сразу узнаём.

Но всё случается:
с глазами
впотьмах встречаются глаза:
вчера – наполнены слезами,
сегодня – сосен бирюза.

Рука к руке подходит тихо,
и голос тихо говорит:
«Смотри, как помирились лихо,
а будто скромные на вид!»

Но голос ошибётся тоже.
И ошибается рука.
Я,
ты
и радость
непохожи,
несовместимы
на века.

Любовь к тебе останется в стихах,
и потому она живёт повечно;
не то что наше тело человечье,
и нам самим внушающее страх.

Не разберёшь, где плоть, а где душа,
и ничего, по сути, не исправишь…
А только дверь незапертой оставишь,
когда из дому выйдешь не спеша

бродить по неизведанным мирам,
которые достанутся не нам.

Настанет день –
опять начнём сначала
беззубую картину бытия,
а ты всё хочешь, чтобы я молчала
и говорила только, что твоя.

Или ещё пленительней: «Навеки!
Не размыкая ни сердец, ни рук».
Беда лишь в том, что страсти в человеке
родятся сами и уходят вдруг.

И потому не будем лгать напрасно.
Есть жизнь одна, но в жизни – жизней сто.
У нас мгновенье есть! Оно прекрасно!
А что за ним?.. Не ведает никто.

Все не так, не о том и не то…
И пиджак на озябшем пальто.
Люстра дремлет светло и устало.
Значит, время такое настало,
что мне больше не нужен никто.

Старый плед на диван положу
и на кухне оставлю записку:
«Не волнуйтесь, я буду так близко…
Я одна по дворам поброжу!».

Но в реальности будет иначе…
Дом великим смятеньем охвачен.
Кто-то за полночь ищет меня.
Его поиск
уже неудачен:
нет меня,
как прошедшего
дня.

Есть отныне такая… другая…
Лишь черты да движения схожи.
Она – я, но, меня избегая,
будет выглядеть даже моложе…

Даже жёстче… Но дело не в этом…
Просто прошлые спутались мысли!..
Как и я, она будет поэтом,
но в другой,
мне неведомой
жизни.

Проживу жизнь обычной мещанки –
мне мещанская доля верней.
Раньше были глаза от цыганки –
небо-росчерки чёрных бровей,

намечался цыганистый норов.
А теперь?..
Вышина… тишина…
В полумрачном плену коридоров
я сегодня гуляю
одна.

То ль родные меня подзабыли,
быстротечие жизни
кляня?..
Я мечтаю теперь,
чтоб любили,
пусть другую уже – не меня,

чтоб собратья по цеху признали,
все её –
эта слава не мне –
чтоб её тёмной ночью встречали,
ожидая в холодном окне.