Саша Ирбe - Горячий аккорд (сборник)

Пробило полночь… И открылся бал…
И Мастер на балу меня ласкал
в фонтанах белых, в ваннах из вина,
и нам опять светила тишина.

И он спросил: «А любишь ли» –
«Люблю.
Как жизнь свою и как печаль свою».

…И было так до первых петухов,
до первого прощения грехов,
до скукой растревоженного дня,
в котором больше не было меня.

В котором больше не было меня.

В нашем доме нет воды и хлеба
(но совсем не в том твоя вина),
только позолоченное небо
в васильковой скатерти окна.

Только позолоченное небо
растеклось, как тоненький хрусталь.
Не хватает в доме только хлеба…
И воды… Но этого не жаль.

Есть зато рептилии и кошки,
есть зато кифары и стихи,
лютни и весёлые гармошки,
а ещё две ложечки тоски.

Приходите ж люди, полюбуйтесь,
как живу я в доме из чудес.
Полюбуйтесь да и расцелуйтесь,
пока он и вовсе не исчез.

Грешна, благослови, Господь!
Грешна, глаза не поднимаю!
Душа грешна, грешна ли плоть?..
не знаю, Господи, не знаю.

Позволь мне землю ощутить,
губами к снегу прикоснуться.
Его забыть?.. Себя забыть!
Очнуться, Господи, очнуться.

Забыться, словно всё не так
и не было объятий пленных,
а что какой-нибудь чудак
мне руки жал обыкновенно.

А всё иное?.. Сон и бред,
которым места в мире нет.

Или на площади, как встарь,
покаяться, пред всей толпой.
Кто хочет – в грудь меня ударь,
кто хочет – просто так постой.

Любуйся, смейся, пой, пляши –
устало тело от души
всей каменной!.. – освободись!..
Мне дай, Господь, иную жизнь.

Хочу я быть обычной тёткой,
пить водку с хлебом и селёдкой,
как птичка утречком вставать,
в метро конфетки продавать.

И чтоб не думалось совсем:
с кем жизнь живу я
и зачем.

В нашем доме зима не бывает зимой,
в нашем доме простор и прохлада.
Пахнет розовый кофе хурмой и халвой,
а ещё тенью дикого сада.

На подушках узоры пернастых цветов
и лилейно дрожат занавески.
И с простуженных строчек вчерашних стихов
смотрят звёзды игриво и дерзко.

Мы у трав и цветов, у морей на краю,
нас качает тепло и прохлада,
И нечаянно просится слово «люблю»,
и нечаянно, следом – «не надо».

А ты меня покачивай,
руками обволакивай,
туманами осенними,
морозами трескучими.

Неси меня под звёздами,
неси меня под тучами.
Углы мои все стачивай
ухабами и кручами,

чтоб стала я как стёклышко,
прозрачная и светлая,
не львица, а лебёдушка,
твоя весна заветная.

Чтоб стала я прекрасною
Еленой из Елен,
прекрасною и ясною
в твой угодила плен,

во всём тебе покаялась
и в этом-то плену
чтоб слишком-то не маялась
и не вела войну.

Ты у меня единственный на свете,
Такой любимый, что не смогут вспомнить,
чтоб кто-нибудь кого-то так любил.

Ты у меня и дождь, и зной, и ветер,
и, как ещё, наверное, заметил,
дистанция, что выбила из сил.

Ты у меня огонь, пусть невысокий,
но впрок дающий света и тепла,
и гордый муж, и отрок одинокий,
с которым я и вовсе не жила.

Не знала!.. И заглядывая снова
в глаза твои, что в омуты, смеюсь,
что я тебя, незнамного такого,
люблю, жалею, знаю и боюсь.

Эта жизнь
потускнела давно
и давно уже вышла
из правил.
Отчего во дворе так темно,
будто чёрт в ней ловушек наставил?

Впопыхах забегаю домой…
На скамейке лепечут старушки.
Не тверди ты теперь:
«Что со мной?!»
Это, знаешь ли, куклы-игрушки…

Неземная такая тоска,
будто чёрт зацепился случайно.
Все уедут теперь в отпуска,
и над домом опустится тайна.

Ты – уедешь, работы кляня.
Всё прекрасно – когда переменно!
Только я как в ловушке Вселенной!
Этот дом не пускает меня!