Саша Ирбe - Горячий аккорд (сборник)

Теперь хочу,
чтоб ты был счастлив там,
где нет моих капризов и различий,
где, просыпаясь с женщиной обычной,
ты будешь растворяться по утрам
в себе и в деле,
в детях и в жене,
в покупке холодильника и крана.

Хочу, чтоб больше
не ходил ко мне
ни ночью поздней
и ни утром рано.

Хочу тебя всей болью отпустить!
(И пусть потом вовек не позабуду.)
Ещё тебя мне хочется простить
за то, что я
той женщиной
не буду,

что вылепить меня ты не сумел,
какой мечтал,
какой всегда хотел
(что мастер оказался мягче глины).

Но и расставшись,
мы с тобой едины.

Нас разделяет ровно десять лет,
а в них – восторг, покой, паденья, страсти,
в них ощущенье неизменной власти
над собственной возможностью побед.

Ещё нас разделяют города,
сердца столиц – Москвы и Петрограда,
и я к тебе спешить сегодня рада,
ещё сама не ведая куда –

…в огромный замок и в старинный сад,
в прохладу серой потускневшей арки,
вблизи проспектов и вблизи Фонтанки,
где новогодних ёлок маскарад,

где всё, как сотню
с лишним лет назад:
наряды, кони…
Только вот машины,
и серебром горящие витрины,
и надписи: «Билайн», «Смартфон», «IPad».

Но в белом парке через глубь-года
ещё до нас доносится как чудо –
она ему: «Я Вас не позабуду!»;
он ей: «Не позабуду!.. Никогда!».

…То было сотню с лишним лет назад.
Сегодня чудо снова повторится:
моя рука с твоей соединится,
ты спросишь: «Рада?» –
и ответишь:
«Рад!»

Выплёскиваю тело своё
в тебя!
Будешь теперь
по ночам
обо мне
молиться!

Куда ни приедешь –
всюду тебе приснится
нежность моя
и гремучая спесь
моя.

Куда ни приедешь –
будешь искать угла,
чтоб только спрятаться,
чтобы освободиться!..
Но я не выйду
из вен твоих
никогда.

Вены мои
все в тебе
превратятся
в спицы.

Колко и вёртко
все будут в тебе свербеть,
но не узнаешь,
куда и уйти от боли.

Я тебя, миленький,
так научу любить,
что рад проснуться
ты будешь в моей
неволе.

Я тебя, миленький,
так научу желать
тела чужого,
как воздуха в бездыханьи!..

А отпущу –
не захочешь уже
бежать,
а прогоню –
заскулишь и умрешь
в изгнаньи.

Будешь подобен
лохматому псу у ног,
но не пущу –
никогда не пущу обратно.

Буду жестокой,
как ты был со мной жесток.
Душу твою превращу
в болевые пятна.

Будешь в поту просыпаться,
в аду, в бреду,
будешь рычать и стонать
от нещадной боли.

А как иссякнешь –
тогда я к тебе приду!
И ты на воле
уже не захочешь
воли!

Не знаю, что случилось с этим днём,
но, начинаясь,
с самого рассвета,
он то и дело говорил о нём,
о незнакомце
беспокойном этом.

И пусть была на улице зима,
луч ринулся по стенам
и по шторам.
И ощутила радость я сама,
как будто небо
перед летом скорым.

Потом – улыбку видела в метро
у старика, сидевшего с газетой,
и думала: «Вот дурню повезло!..
Увидеть радость на бумажке этой!»

Потом – собака белая, как пух,
мне во дворах арбатских повстречалась.
И я уже произносила вслух:
«Как мало мне до радости осталось!»

Не замечая серых, нудных лиц,
неслась к тебе,
не знавшему об этом,
и наши взгляды молнией сплелись,
стремясь к друг другу,
и сияли светом.

Никто в тот миг не мог произнести,
как этой встречи мы безмерно ждали,
но счастье в сердце смела унести
я – целый год проведшая а печали.

И, наслаждаясь глупостью звонка,
случившегося после скорой встречи,
я говорила «здравствуй» и «пока»,
а ты про то, что был прекрасным вечер.

Потом – всю ночь не смела засыпать,
чтоб день избыть без всякого остатка.
Но день прошёл – и вот его загадка:
я сделалась счастливою опять.