Татьяна Щербинина - Дорога, которой нет

Под вечер жары утихает напряг,
И сыплется звёзд алыча.
Ко мне приходи посмотреть на маяк
С балкона, и вместе молчать,
И слушать, как щёлкает южная ночь,
Луна по ладоням течёт.
Никто никому не сумеет помочь.
Никто никого не спасёт.
Напрасно повиснет родная рука.
Прости, если что-то не так.
Отчаянной шпагой огонь маяка
Вселенский царапает мрак,
Огонь одинокий, не знающий лжи,
Надежд невесомый маршрут…
Внизу в темноту выползают ежи,
Ежовые песни поют.

Под крылышком Крыма живёт загорелая лень,
под крылышком Крыма – прозрачное сердце твоё.
На гребне волны зажигая морскую сирень,
о чём-то знакомом негромкая вечность поёт.
В солёной воде растворяется мелочность дней,
смыкаются веки, века превращаются в миг,
и рифмы-рыбёшки доверчиво дремлют на дне,
и невод дырявый бросает всё тот же старик.
Воздушные змеи не могут оставить следов,
воздушные змеи не знают, кто дёргает нить.
Ты персик кусаешь и медленно пьёшь «бастардо»,
и море шумит,
так о чём же ещё говорить?
Ты пьёшь «бастардо», ты терзаешь остывший глагол
и тайну тревожишь, а рядом, на тёплом листке,
огромный и кроткий, глядит на тебя богомол,
и звёздное небо сияет в зелёном зрачке.

Август хрустит переспелым арбузом,
Солнечный сок на щеке.
Прошлое – разом разрубленный узел,
Ракушка в детской руке.
Здесь и сейчас – остальное неважно.
Утро начнётся дорогой на пляж.
Вьётся мохнатая бабочка-бражник,
Крымский колибри, мираж.
«Что же ещё тебе надобно, старче?
Слушай баллады цикад.»
Ночь: ароматы рельефнее, ярче.
В небе горит виноград.
Кажется, руку протянешь – и близко
Дальних созвездий сады.
Смешивать можно без всякого риска
вечность с вином молодым.

Покимарить в Кемере на облаке белых камней…
Горы курят кальян, смуглый вечер лежит в гамаке.
Черепаховый берег в тюрбане лиловых теней.
Распускаются розы, и сердце моё налегке.
Остывает песок, прорастает неслышно сквозь сон
Эта гибкая музыка, месяца тонкий ущерб.
Никому-никому Гюльчатай не откроет лицо.
Лишь уснувшие любят прохладную вечность пещер.
Нам же – солнце без меры, солёное боли вино,
Чтобы ветер объятий носил одиночества чёлн.
Покимарить в Кемере, где сказка, где «всё включено»,
Лепестки твоих губ ощутив на сгоревшем плече…

Утро. Освежающий взгляд реки.
Из ниоткуда – дальний шмелиный гул.
Незабудковый ветер, летучие лепестки –
Бабочки голубые на берегу.
Облако живое среди камней,
Рядышком – отмель,
и в бархатных складках дна
Штрихами малюсеньких пескарей
Нежная нарисована тишина.
Шелестят ивы, бежит золотая дрожь.
Бабочки эти – зачем их так много здесь?
Снимаешь шлёпанцы, улыбаешься и идёшь
Босыми пятками по воде…

Близнец весёлый,
распахнутый июньский ветер,
бывалый турист,
влюблённый в свою байдарку,
у какого омута ты заметил
тоскующую русалку?
Каждое утро
она чешет волосы гребнем,
косы свои бесстыжие распуская,
июньской ночью качается на деревьях
и танцует нагая.
Прохладно-равнодушны её касанья,
дразнят, зовут, затягивают в глубины.
Ей реки таинственное мерцанье
родней, чем глаза мужчины.
Никому она счастья не принесла, и
сердце давно затянуто чёрным илом.
Нет, она не вредная и не злая,
она – из другого мира.
Ну так что ты смеёшься,
романтик глупый?
Мутнеет взгляд,
мечтателен и рассеян,
говоришь, улыбаясь:
«Давай мы купим
абонемент в бассейн».

В тёмную воду вхожу, ощущая
Радость и лёгкость неюного тела.
Эта вода цвета крепкого чая,
Как же я к ней прикоснуться хотела!
Здравствуй, заманчивый берег песчаный,
Здравствуй, июль, – золотое мгновение!
Воздух, проколотый криками чаек,
Слово прохладное «уединение».
Здравствуй, ленивая древняя сила!
Как же тебя понимаю теперь я!
В небо вцепившись на кромке обрыва,
Ивы топорщат зелёные перья.

Нарисую июнь
на мокром ватмане неба
весёлой кисточкой радуги.
Цыплята одуванчиков
клюют россыпь солнечных крошек.
Бравый лопух
выпятил грудь колесом.
Крапива-подросток
так неумело жжётся!
Лохматый ангел
смотрит
глазами деревенской собаки.
А из горлышка лета
хлещет сирень шампанского.
Папа косит траву,
старательно оставляя
островки незабудок.
Мама топит баню.
Ветер родного голоса
несёт мой кораблик
далеко-далеко,
в тихую гавань детства.