Честь вызволяя из пут насилья,
Я для победы мастàчу крылья.
Свободу чтит мой дух непокорный,
Он лишь на скалах пускает корни.
Я книгу жизни своей листаю,
Седых мгновений лаская стаю.
Добром я душу свою питаю,
Найти пытаясь дорогу к раю.
В краю далёком ночуя, днюя,
В биеньи сердца храню Чечню я…
Когда я наполняю думы
Тревогой за тебя глухой,
Мне снится облик твой угрюмый,
Отцовский хутор Ригахой*.
Хоть ты войной растоптан ныне,
Но жив ещё и, видит Бог,
Ты в силах растопить унынье
Моих скитальческих дорог.
И о тебе грустя порою,
Кляня чужбины каждый штрих,
Я грежу башней родовою
В святых окрестностях твоих.
Хоть время лентой телетайпа
Бежит, топча мой каждый след,
К родной горе с названьем тайпа**
Влечёшь меня сквозь вихри бед.
В круговороте жизни бренной
Я справлюсь с участью лихой,
Пока ты дышишь во Вселенной
Отцовский хутор Ригахой…
Ригахой – старинный чеченский хутор, от которого происходит название одноименного тайпа.
Тайп – ячейка организации чеченского народа, самоопределяющаяся общим происхождением входящих в неё людей. Каждый тайп имеет свою собственную гору, а каждый род тайпа – свою родовую башню.
«Неслись на землю метеоры…»
Неслись на землю метеоры,
Лениво жаля плотный мрак.
Дразня окрестные просторы,
Метался где-то лай собак.
Чеченский хутор под горою
В вечерних сумерках притих.
И память мыслей мошкарою
Пьёт снова кровь из жил моих…
Вот я, за небом наблюдая,
Стою у ветхого плетня,
И cмотрит нана* молодая
С улыбкой кроткой на меня.
Хоть мчится быстро время злое,
Храню я в сердце до сих пор:
Лицо до боли дорогое,
Заветный каменистый двор,
Хлеб кукурузный – жёлто-серый,
Струящийся из товхи** жар,
И символ сытости и веры —
Стоящий в комнате кахар***.
Обласкан мною добрым словом,
Как светлой грусти торжество,
Кизячный дым над отчим домом —
Свидетель детства моего…
Нана – мать по-чеченски.
Товха – горская печь, вид камина.
Кахар – старинная чеченская ручная мельница.
«Движенья ветра, шорохи и тени…»
Движенья ветра, шорохи и тени
Смотала ночь в таинственный клубок.
Для освещенья предстоящих бдений
Зажёг в траве лампаду светлячок.
Луна попала в облачные сети,
И огорчился потемневший лес.
В родном селеньи минарет* мечети
Молитвы шепчет в глубине небес.
Дробя в камнях серебряное тело,
Родник уходит в общество кустов.
Мне мнится, что я слышу то и дело
Давно прошедших дней гортанный зов.
И гордый голос башни родовой
Как вольный дух, парит над головой…
Минарет – высокая башня мечети, с которой муэдзин призывает мусульман к молитве .
«Ветер взвыл. Как пугливая серна…»
Ветер взвыл. Как пугливая серна,
Вмиг куда-то ушла тишина.
Словно шар из романа Жюль Верна,
Надо мной ты зависла, луна.
Чёрных туч не страшна тебе пена,
Ты всегда влюблена в синеву.
Я тебя этой ночью, Селена*,
Погостить в свою душу зову.
Встретишь в ней и другое светило —
Верный спутник скитальческих дней —
Ведь оно столько лет не остыло —
Это образ Отчизны моей…
Селена – поэтическое название луны.
«Плачет слепая пурга, как сиротская доля…»
Плачет слепая пурга, как сиротская доля,
Трудный мой путь устилая пушистым ковром.
Ветру навстречу несу неизбывную боль я,
Тяжесть её ощущая под каждым ребром.
Крыльями духа взмахнув, я пленяю вершину.
Только потом, словно камень, я падаю вниз.
Снова встаю, и иду через бедствий годину,
Танец свободы желая исполнить на бис.
Белою мглою пурги свою душу врачуя,
Сею по снегу я вещей мечты семена.
Песню о Родине, словно молитву, шепчу я —
Память, войной опалённую, холит она…
Я привяжу свою печаль
К горе, носящей имя тайпа*,
Где развороченная даль
Коптит, как дьявольская лампа,
Где мой любимый с детства бор
С землёй смешали бомбовозы,
Где стуже зла наперекор
Кипят от возмущенья рòсы,
Где непорочный, как слеза,
Родник раздавлен танка траком,
Где в муках стихли голоса
Детей, расстрелянных со смаком,
Где я воинственную суть
Внушил лирическому илли**,
Где выбрал я нелёгкий путь,
И чту его святые мили.
Вот почему на склоне дней
Мне ближе, чем земные блага,
Поклажа памяти моей:
Борьба, свобода и отвага…
Читать дальше