Постигаю усилием воли,
Что я слушать ещё не отвык
И знакомую музыку боли,
И дождя непонятный язык…
«Не доставлю потеху я миру…»
Не доставлю потеху я миру,
В равнодушии дух хороня.
И свою одинокую лиру
Донесу я до Судного Дня.
Пусть молва, словно пропасть, пустая
Моё имя утюжит, кляня,
И завистников подлая стая
Пусть со злобой шипит на меня,
Я иду по дороге свободы,
Побеждая препятствия лжи.
Прорастают сквозь беды и годы
Трудной жизни моей рубежи.
Сердцем любящим верю я свято,
Что, усвоив чужбины урок,
Мои песни вернутся когда-то
В край, где дышит мой отчий порог.
«Для диких лошадей не делают конюшен…»
Для диких лошадей не делают конюшен,
Их может оседлать лишь ветер озорной.
Под куполом небес хозяин им не нужен,
Им весело скакать под снегом и грозой.
Им незнаком совсем домашний вкус подачек:
Шуршащего сенца, овса и фуража.
И не готовят их для ипподромных скачек,
Устроенных для нужд людского куража.
Им вовсе ни к чему оглобли, сёдла, шпоры,
И не пугает их жестокий вой кнутов.
К полёту степь зовёт и пробуждает горы
Могучий стук копыт, не знающих подков.
Лихие табуны бегут как будто рядом.
Их гордой быстротой душа моя полна.
Я восхищён навек их жизненным укладом,
Где правит вольный дух и рабству – грош цена…
«Мне кажется песней звенящей…»
Мне кажется песней звенящей
Летящая с мёдом пчела.
Мне мнится всё чаще и чаще,
Что юность ещё не ушла.
Я чувствую с чистою высью
Незримую светлую связь.
Свечусь я божественной мыслью,
О счастье Отчизны молясь.
Хоть вижу на тропах скитанья
Следы незадачливых дней,
Я повод ищу для братанья
С грядущей удачей своей.
Хоть корчился в щупальцах боли
На стыке жестоких веков,
Я враг кабалы и неволи,
И лязга их гнусных оков…
В чистом доме своих мыслей на постели белой
Трём своим заветным чувствам я даю ночлег.
Окна сердца открываю я мечтою смелой,
Привечая ароматы сотен тысяч нег.
Чувство первое уснуло, и глаза любимой
Его грёзы освещают, издали блеснув.
И они его уводят по тропе незримой
К роднику былых свиданий – в звёздную весну…
А второе чувство, прежде чем войти в дремоту,
К сердцу матери стремится, чтоб его обнять.
Гордо чтит оно свою сыновнюю заботу,
Зная, как умеет долго ждать и верить мать.
Третье чувство, глядя строго, словно провиденье,
Над моей судьбой тревожной молится давно.
Глаз суровых не смыкая, освящая бденье,
Беспокоясь об Отчизне, мечется оно.
Ложе шёлковых раздумий свято и нетленно.
Чую три великих чувства в тишине ночной.
Первых двух бесценный сон я сторожу бессменно,
Ну а третье моё чувство – вечный часовой…
Когда сомненья бороздят мой лик,
Я мысленно спешу к тебе, родник.
Есть в наших судьбах общие штрихи:
Ты шепчешь песню, я пишу стихи.
Ты даришь людям серебристый шум,
А я им отдаю планету дум.
По камешкам бежишь ты без затей,
А я иду сквозь тысячи смертей.
Давай составим договор тайком:
Поэтом станешь ты, я – родником.
Ведь лучше течь сквозь пыль родной земли,
Чем лàдить строки от неё вдали…
«Готовы к наступленью холода…»
Готовы к наступленью холода,
Исчезли в тучах солнечные блики.
Чеченских гор зубчатая гряда
В тумане прячет зябнущие пики.
Готовы к наступленью холода,
Приказа им недолго ждать осталось.
Гудят в объятьях ветра провода,
Ползёт к душе холодная усталость.
Готовы к наступленью холода,
Текут в реке стального цвета воды.
Но дум моих горячая орда
Отчизну отобьёт у непогоды…
«Я знаю, грусть, тебя, хоть ты под маскою…»
Я знаю, грусть, тебя, хоть ты под маскою,
Моих скитаний боль – твоё отечество.
Знакомой птицею, но скандинавскою,
Щебечет нà ухо мне одиночество.
Но славлю право я своё законное
На мысль о Нохчийчоь – в стране берёзовой.
И тьмой укрытое стекло оконное
Тепло обнимется с зарёю розовой.
С рассветом встречусь я, с зенита спущенном,
Любуясь памятью, им освещённою.
И вспомнит образ мой в селе разрушенном
Очаг родительский золой священною…
Читать дальше