Александр Городницкий - Стихи и песни (сборник)

Верлибры недостойны почестей, —
Там, как невеста без венчанья,
Томится слово в одиночестве,
Не слыша парного звучанья.
Для человека старомодного
Непостижимы и не близки
Достоинства стиха свободного,
Его лесбийские изыски.
Пустое колыханье воздуха,
Которое сегодня в моде.
Недолговечен звук без отзвука
В нас окружающей природе.
Тому воды морской порукою
Волнообразное движенье,
И эхо, что в лесу аукает,
И звезд речное отраженье.

Прикоснись к пожелтевшему черновику,
Чтобы ясно представить, как все это было.
На гусином пере засыхали чернила,
Торопя поскорее закончить строку.
Оплывая в шандале, коптила свеча,
Золотую слезу проливая на блюдце.
То ли сразу рассказ дописать сгоряча,
То ли бросить, чтобы никогда не вернуться.
Вот разгадка для стиля, которого нет
В наш компьютерный век и не будет, пожалуй.
Так писал, на письмо отвечая, поэт
За неделю до смерти, а время бежало.
Подперевший рукой рыжеватый висок,
Был он сбоку похож на присевшую птицу,
И струился, шурша, старомодный песок
На еще недописанную страницу.

Пока внезапная заря
Обозначает Божье чудо,
Тяжелый панцирь, – дар царя,
Усугубляет месть Кучума
На диком бреге Иртыша,
Что изменили пятилетки.
Большое яблоко, шурша,
Срывается с шершавой ветки.
На ослепительном песке
Роение лучей несметных.
В предсмертной мечется тоске,
Предавший Родину Москве,
Малороссийский грозный гетман.
Его трясущуюся тень
Пропишут нынче в преисподней, —
Богат событиями день
Преображения Господня.
В нем скрежет танковой брони
И смрад солярового чада.
Храпят апостолы, – они
Горазды спать, когда не надо.
Им человеческую плоть
Преображенной видеть рано.
Кого из них будить, Господь,
Матфея или Иоанна?
Увял листок календаря, —
Но дальним отсветом горя
Того, что сбудется нескоро,
В багряных кронах сентября
Мерцает, в воздухе паря,
Ночное золото Фавора.

Этот город без каналов,
Без залива, – без воды,
Где поблескивают вяло
Патриаршие пруды,
Запорошен снежным просом,
Солью вьюг неосолим,
На семи холмах разбросан,
Словно Иерусалим,
Непохож неоспоримо
На другие города,
Он не станет Третьим Римом
И Четвертым никогда.
Он останется Москвою, —
Полудикою страной,
Где часы длиннее вдвое, —
Оттого и век иной.
И круги обозначают
Дуба возраст вековой, —
От Бульварного вначале
До дороги Кольцевой.
Он останется Москвою,
Окрещенный так рекой,
Что бежит, свой путь освоив
Между Волгой и Окой,
Вдаль от Иерусалима,
От Царьграда и от Рима,
Через веси и года,
Не впадая никуда.

И в наши дни, как прежде при свечах,
Недолговечны стансы и эклоги.
Стихи живут, пока они звучат,
И умирают на последнем слоге.
Их музыка доступна не для глаз,
А лишь при чтеньи вслух. Не оттого ли,
Скользя по строчкам взглядом, всякий раз
Мы шевелим губами поневоле?
Дискуссии бесплодны и пусты, —
Стихов забытых незавидна участь.
Безмолвные, как нотные листы,
Они мертвы, пока их не озвучат.
Нечасто вспоминаем мы о тех,
Кто ничего к ним больше не добавит.
Тома стихов в шкафах библиотек
Слегка напоминают колумбарий.
Нам только иногда на полчаса
Приносит снов ночное расписанье
Их авторов глухие голоса
И пальцев осторожное касанье.

Мне непонятен современный стих.
Пусть молодые судят молодых,
Я никого из них судить не вправе,
Причастных к обольстительной отраве
Писательства, поскольку ни они,
Ни я неинтересны для потомков.
Поэзия – наркотику сродни:
Чем дольше кайф, тем яростнее ломка.
Когда уходит солнце на закат,
Ежеминутно удлиняя тени,
Чужого не освою языка,
Чужих не оценю изобретений.
Бери перо смелее, ученик,
Смертельного не убоявшись яда,
Чтобы счастливым сделаться на миг
Или на сутки, – большего не надо.
Не в результате дело – сам процесс
Сближает ощущением полета
И ястреба под золотом небес,
И ржавый лист, слетающий в болото.

Дорогой тернистою шла, как известно,
Духовность российская от духовенства, —
От тихого пенья и вязкого звона,
От полоцкой кельи отца Симеона.
От злой симеотики семинарий,
Что в робкую оттепель семенами
В подзолистом слое всходили упрямо,
Питаясь золою сожженного храма.
Поймешь только под вечер, путая даты:
Мы все из поповичей вышли когда-то.
Не нас ли гурьбой за соблазном предерзким
Манили с собой Чернышевский с Введенским?
Не вы ли, аскеты, пошли в разночинцы,
Готовя пакеты с гремучей начинкой?
Забывшие требы, спешили не вы ли
Дорогой Отрепьева и Джугашвили,
Чтоб снова потом, вспоминая обеты,
Наперсным крестом заменить партбилеты?
От ветхих заветов до «Краткого курса»
Нас школила эта кровавая бурса,
И мучило долго, неся по теченью,
Стремление к догме и нравоученью.
Воздастся ли каждому полною мерой,
Кто ереси жаждал как истинной веры?