Здесь пустыня наподобье ос
Кружит над невидимым колодцем,
Где тарантул Времени взасос
Обнялся с еще горячим солнцем.
Здесь предметы первых букварей
Встретились с глаголами последних,
И из арки, библии старей,
Икнув светом, катит робот-техник.
Здесь имам, вопящий про джихад,
Посылает юношей на плаху,
И прыжок под хрюкающий танк
Посвящают гуриям Аллаха.
Здесь американский генерал,
Выехав на джипе из гарема,
Понял вдруг кого он обокрал,
Нанеся на эту карту Время.
Когда фрисби Млечного Пути
Словит могучая Андромеда,
И случай поможет опять найти
Новым планетам закон Aрхимеда,
Кто-то на них, младше меня на миллиарды лет
Обьяснит мирозданье, почесав
в легендарном затылке:
Мир похож на молекулу плесени, что ползет
По стенкам какой-то прозрачной бутылки, —
Которую, выпив, выбросил Бог
Параллельной вселенной,
спеша на работу,
В своем Чикаго или Пекине, чиркая коробок,
Кашляя, чертыхаясь, кляня погоду.
Мне не есть филе из тосканских овец
Из траттории Saint-Petersburg —
Я в этой Венеции не жилец…
Женолюбящий Женя Рейн —
Вымогатель чудес в аду, —
Презирающий снегирей
Петербургских снегов какаду—
Тот же клюв и хохол, но сед!
Женя, встретились, наконец!
Классициста на склоне лет
Я тебе подарю венец!
Женя, мы друг у друга в гостях, —
Та же плоть у нас на костях,
Силой певческой полых когда-тo —
Kaк у птиц, что взлетели куда-то
Улететь, но вернулись назад —
В тот же сад. В тот же ад…
В непреложных традициях ада
Кость заполнить известняком.
Приземлился. Труба и ограда
Те же. Только стал стариком.
Над Сан Марком луна висит,
Как Челлини серебряный щит.
Я скажу: сорок зим, сорок лет!
Женя Рейн – знаменитый поэт,
И учитель поэзии, мэтр!
Ты ответишь мне: mэrd, mэrd!
Ты ответишь мне: смерть, смерть.
А все-таки, есть что-то в крыльях.
Даже летучая рыба,
Улепетнув от дельфина в ночное небо,
Видит рыб, а не звезды над головою.
Ей, как и мне,
Каждый день спасающемуся стихами,
Вселенная представляется океаном,
Галактика – жабрами Бога.
Eго на крест уложили первого,
Ибо был он злодей непростой.
Локти его привязали к дереву,
Руки его развели крестом.
Запрещая запястью стенать и метаться,
Гвоздь усмирил возопившие пальцы.
Так, между мукой и озарением,
С руками простертыми и в крови
Мессия библейского откровения
Повис над местом его глумления
Как символ прощения и любви —
Смертный,
Гвоздем второго крещения
Скрепив божественный список лет —
Свиток времен, разорванных мщением
Дьявола Богу на этой земле.
В родовом канале Двадцать Первого века
Застревает Антихрист, дебил и калека:
Рассекаем Израиль, чтоб был он спасен.
Приближается Армагеддон.
Неизбежность события на перекрестках
Обсуждаем и, озирая окрестность,
Видим: тучи ползут с четырех сторон.
Макая в алый кадмий солнца
Как кисть соболью, кипарис
To не художник полусонный —
Всевышний над холстом парит!
Он с тюбиком твоим не ладит,
Он вслух упреки раздает
Как тот, кто за работу платит
Тому, кто делает ее.
Палитра неба на закате:
Как ярки краски и свежи!
И твой заказчик ждет когда ты
Этюд закончишь, или жизнь.
Как передать этот серый и сизый
Цвет отражающих небо волн,
Тучу, кренящуюся башней в Пизе,
Черту горизонта, ее сюрпризы,
Читать дальше