Анатолий Левандовскнй: Максимилиан Робеспьер

«Сперва его называли патриот Робеспьер, потом — неподкупный Робеспьер, потом — доблестный Робеспьер, потом — великий Робеспьер, затем настал день, когда великого Робеспьера назвали тираном, и в этот день какой-то санкюлот, увидев его, простертого на убогом ложе в Комитете общественной безопасности, воскликнул: «И вот это ничтожество — тиран?!…» [1] Свобода, равенство, братство. Великая французская революция. Документы, письма, речи, воспоминания, песни, стихи. Л., 1989. С. 404.

Максимилиан Робеспьер, Неподкупный, человек, имя которого все еще вызывает нескончаемые споры, противоречивые чувства, взаимоисключающие оценки, и это при том, что с момента его смерти минуло более двухсот лет, «обречен» на бессмертие.

Попасть в сонм «вечно живых» — дело не простое и, в принципе, совсем не завидное. Ведь именно те кумиры, которых более всего превозносят, подвергаются потом наибольшему поруганию. Причем и пылкие сторонники, и непримиримые противники «неведомых титанов», сами того не подозревая, оказываются одинаково беспощадны к их памяти. Если одни не допускают мысли, что и на солнце могут быть пятна, то другие, напротив, видят в своем «антигерое» сущего монстра, приписывая ему все мыслимые и немыслимые пороки и преступления. В общем, и те, и другие в угоду слепой любви или столь же слепой ненависти весьма далеко уходят от исторической правды, ибо идеальные герои и законченные злодеи — персонажи скорее мелодрамы, а не реальной жизни…

Великая французская революция конца XVIII века привычно ассоциируется у любого, хоть что-либо знающего о ней человека с тремя именами: Робеспьер, Марат и Дантон. Замечательно, что даже последовательность этих имен всегда будет одна и та же. Сперва — Робеспьер, а уже потом те двое — вечный «триптих» эпохи террора, олицетворение грозного и кровавого 93-го года. «Страшный человек из Арраса» [2] Мишле Ж. История XIX века. Т. 1. СПб., 1882. С. 49. , — так назвал его историк Мишле, по праву открывает этот ряд. «Тайны монтаньяров» [3] См.: Молчанов Н. Н. Монтаньяры. М., 1989. С. 5—10. , над раскрытием которых давным-давно бьются поколения историков, невозможно постичь, не разгадав загадку Неподкупного, точнее даже не одну, а множество загадок, сокрытых в глубинах судьбы этого человека. Все в жизни Робеспьера соткано из противоречий и «загадок».

Человек, в 27 лет страстно призывавший к отмене смертной казни и уже в 35 утверждавший, что ее применение является непреложной обязанностью революционного правительства [4] См.: Робеспьер М. Избранные произведения в трех томах. Т. 3. М., 1965. С. 91. : трибун, на заре своей карьеры отстаивавший интересы простых тружеников, оказывавший «защиту слабым и обездоленным» [5] Матьез А. Французская революция. Т. 2. Л.-M., 1925. С. 117. и под конец жизни оттолкнувший их от себя; строгий законник, не побоявшийся инициировать чудовищный декрет 22 прериаля, фактически покончивший даже с видимостью законности судопроизводства; политик, изобретший поистине жуткую формулу «деспотизм свободы», — бесспорно, сам по себе представляет некую историческую загадку.

«Роль, столь же удивительная, сколь и омерзительная, которую он сыграл в революции начиная с 10 августа до самой своей смерти, — писал о Робеспьере Бертран де Молевилль, — представляется трудноразрешимой загадкой. — … Все еще остается без ответа вопрос, как могло случиться, что человек, лишенный имени, талантов, храбрости, состояния… обладатель отвратительной внешности, ухитрился в течение шести месяцев полностью уничтожить древнейшую монархию в Европе… учредить на обломках законов, конституционных и всех прочих властей самую кровожадную и чудовищную диктатуру, когда-либо существовавшую на свете, сосредоточив в своих руках всю власть…» [6] Mоlеvillе В. de Annals of the French Revolution or a Chronological acco unt of its principal events with the correspondence of the author with the Late Mr. Fox. V. 3. Lnd., 1813. P. 420–422.

Пытаясь понять, почему «этот монстр» превратился в поистине всесильного диктатора, Молевилль все свое «объяснение» феномена Неподкупного свел по сути к следующему: «Робеспьер… был никем иным, как мелким провинциальным адвокатишкой эпохи старого порядка, ненавидевшим его лишь потому, что он не давал ему никаких шансов удовлетворить свое непомерное честолюбие… Его бурный, мятежный и деспотический от природы характер побуждал его всех подозревать… и стремиться обладать властью во всей ее полноте… такова была его демократия. Его крайнее тщеславие убедило его в том, что он призван сыграть весьма видную роль и таковая цель всегда представляла для него первостепенную важность» [7] Moleville B. de Op. cit. V. 3. P. 421–422. .