Анатолий Левандовскнй - Максимилиан Робеспьер

Ровно шесть лет назад, когда еще царствовал его покойный дед, также произошло событие, о котором нет-нет да и вспомнится.

Праздновали его бракосочетание с Марией Антуанеттой. Старый Людовик XV пожелал пустить пыль в глаза иностранцам. Несмотря на тяжелое финансовое положение, на народную нужду, на бунты, вызванные голодом после очередного неурожая, казна не поскупилась: праздники обошлись более чем в двадцать миллионов. Но уж и праздновали зато! Пир горой длился в течение целого месяца. При дворе давали такие балы, каких сейчас не увидишь. Дамы танцевали в парадных платьях с огромными панье и непомерно длинными шлейфами. Высокие прически, обрамленные затейливыми украшениями и драгоценными камнями, сверкали наподобие соборных куполов. А кавалеры! Их костюмы были настолько тяжелы от золота и драгоценностей, что пригибали к паркету. Убранство короля, во всяком случае, весило не менее сорока фунтов. За такой костюм можно было бы купить несколько деревень вместе с мужиками.

Из дворца праздники перенесли на улицу. Вот тут-то все и произошло.

31 мая в Париже пускали фейерверк. Собралось огромное количество народу. Муниципалитет не позаботился о порядке, и более тысячи граждан оказались раздавленными толпой или копытами лошадей. Зловещая тень легла на союз Людовика XVI и Марии Антуанетты…

Короля передернуло. Неприятный озноб прошел по телу. А сейчас? Казна снова пуста. Голодные бунты опять потрясают страну. И разве тем не менее он не бросил миллионов на торжества вопреки всему? Однако опять ничего не получилось. Миллионы брошены на ветер. Никто ничего не оценил.

Действительно, коронация стоила колоссальных денег. По дороге из Парижа в Реймс перестроили все мосты, а в Суассоне разрушили городские ворота, потому что королевский экипаж, восемнадцати футов высоты, в них не проходил. На эти работы согнали тысячи крестьян. Реймская дорога стала такой же людной, как улица Сент-Оноре в Париже: по ней курсировало около двадцати тысяч почтовых лошадей. О самом Реймсе, разумеется, нечего и говорить. Громадный готический собор был отремонтирован и подновлен. В нем устроили особое помещение для королевы, с дежурной комнатой, в которой разместилась охрана. Даже отхожие места — невероятная роскошь! — переоборудовали на английский манер. Самое коронацию обставили возможно более пышно. И в результате… Ничего! Зрители реагировали вяло. Его, повелителя, никто не хотел приветствовать ни там, ни здесь, по дороге в Париж. Возгласы «Да здравствует король!» раздавались изредка и казались принужденными. Грязные мужики, копошившиеся у канав, и те не всегда удостаивали взглядом пышную процессию. Что же касается королевы, то ее встречали ледяным молчанием, а провожали приглушенным ропотом. Народ ненавидел «австриячку». Ее считали главной виновницей всех бед.

Король искоса взглянул на Марию Антуанетту. Она дремала, облокотясь на подушки. Ее бледное лицо казалось выточенным из мрамора. Она была очень хороша. «Черт возьми, — думал Людовик, — быть может, мой добрый народ не так уж и не прав. Она действительно страшная мотовка… Какие только прихоти не забивают ей голову! Балы, скачки, азартная карточная игра… Она с легкостью бросает по тысяче луидоров на зеленое сукно и готова играть тридцать шесть часов подряд… А сколько уходит на пенсии и подачки хороводу ее любимцев?.. Сколько забирают архитекторы, портнихи и ювелиры?.. И после этого удивляйся постоянной нехватке средств!..» Король даже крякнул от досады. Да, неприятности со всех сторон. А тут еще эта нудная трясучка. Путь кажется бесконечным. Мера времени исчезла, только и слышны щелканье бичей, стук колес да скрип рессор. Скорее бы уж добраться до Версаля!..

Королевский поезд громыхал по парижским улицам. Моросил дождь. Среди несметного количества экипажей огромная карета монаршей семьи выделялась, как сказочный ковчег. Придворный наклонился к задремавшему королю.

— Ваше величество, сир!

Людовик открыл глаза.

— Сир, вы просили напомнить… Ваше величество собирались посетить коллеж, носящий имя вашего святого предка… Мы уже на улице Сен-Жак…

Ба! Он действительно забыл. Глупая формальность!.. Он должен посетить коллеж Луи-ле-Гран, там его будут приветствовать. И никому нет дела до того, что его растрясло, что ему хочется спать. Ну что ж, ничего не попишешь. Он не намерен задерживаться, пожалуй, можно даже не выходить из кареты. Но обычай соблюсти нужно.

Придворный отдает распоряжения форейторам головных экипажей,