Иосиф Гальперин - Краткая история присебячивания. Не только о Болгарии

Рыдает пёс соседский.

Камешек, брошенный в кучку для счёта дней,

что ты знаешь о жизни в пещере моей?

Ты того же состава, что стены её,

намывал или плавил своё существо?

Разгляжу — вдруг ты яркий и с воли сюда занесён?

Да какой бы ты ни был, песчинка сыпучих времён,

ты рассыплешься в пыль скорее меня

или крепкие грани подольше тебя сохранят?

Для чего этот счёт, уходящий потоком в песок?

Что я знаю о камне на невидимой чаше весов?

Целиком беру в ладонь, как грудь,

винограда маленькую гроздь.

Если август кончился — забудь?

И привычки жаркие — забрось?

Вот и яблок урожайный стук

приглашает: приглядись к земле.

Налетает ветер, как испуг,

улетает — как на помеле.

Ты откуда дуешь? Не крутись!

Да тебе лишь ветки нагибать…

Винограда маленькая кисть

скоро разольётся в погреба.

Время горьких плодов, время сладких плодов

наступает без пользы садовых трудов.

Улыбается солнце, хохочут ручьи:

«Это наша работа, не спорь, не кричи!»

Можешь спину горбатить, лохматить висок,

только силы не хватит подсластить горький сок.

Ты, конечно, старайся, поливай-удобряй,

но не спорит о вкусах с тобой урожай.

…Ваши планы на вечер? Уцелеть до утра.

Ваши цели на вечность? Быть умней, чем вчера.

Каждый встречный знает мою будущую дорогу

лучше меня

зато я знаю что ждёт его

это если мы не сговариваясь

с разных сторон разделили

один отрезок пути.

Он встретил смерть и не узнал её.

Кирпичная стена на горном повороте

не стала входом в вечное жильё,

хотя не промахнулся на излёте.

«За что? — душа спросила. — И зачем?»,

когда неслыханную щедрость опознала.

Дана другая жизнь без прежних схем

иль прежняя, но с ломаным металлом?

Ещё бы знать, какой была вчера

его душа и жизнь — до столкновенья,

но в памяти теперь свистит дыра,

легко тасуя сорванные звенья.

Так, значит, не узнал? А что тогда

лишая памяти, его равняет с теми,

кто пеплом засыпает города

и энтропией называет время?

Восьмёркой — лента ломаных секунд,

как жизни серпантин — словами тлена…

Летит по кругу времени бегун

и грудью падает на финишную ленту.

В деревне Микрево есть улица Орфея.

Фракийский бог! А песню кто споёт

о золоте волос над наклонённой шеей,

о счастье наугад, о взгляде напролёт?

Запетых гимнов вычти адские мотивы,

орфических сектантов дребедень.

Есть жаркий день над смоквой и оливой

и можжевельника мифическая тень,

цыгане, македонцы и болгары —

насельники планин, наследники холмов.

По этой улице под солнечным ударом

вливаюсь каплею в водоворот веков —

и песня бьёт волной в мои глухие уши,

но слышу я ясней, чем жители села,

стон радости любви и страха бич пастуший.

А в спину лупит плач. И лира тяжела.

7 мая 2014 года, самолёт Салоники-Москва

Какие песни запекли уста трамвайных поворотов,

какие Големы так франкенштейно не попали в ноты?

Вот трансформатор загудел, меняя частоту

высоковольтных проводов на разговор начистоту,

он силится связать, смотря восход луны,

движенье облаков с покроем тишины.

Способен робот отбивать вопросы,

но не поймёт молчание и слёзы.

Напрасно лезут механизмы отовсюду

с наивной установкою на чудо.

Пусть оцифрована вся лирика Орфея,

но между чисел протекла она, робея.

Что создал человек — от нас ушло,

и смысла не вернёт секретное число.

Есть разница, ее открыли двое,

между душой ушедшей и живою.

Каки певец напрасно оглянулся,

так программист предвиденье растратил.

Какие уши слышат эти пульсы?

Кто вход под землю называет «кратер»?

Просыпается образ древний,

горный космос велит: «Лови!».

Вьются молнии над деревней,

пляшут космы вокруг головы.

Тут четыре часа до Олимпа

по пути боевых колесниц.

Первородная, словно глина,

вьётся путаница границ.

Кружит голову общий предок —

то ли Зевс, то ли кто сильней.

Человеком побыл напоследок

и ушёл в чистоту теней.

Как орфические фигуры,

рассыпает загадки гроза.

Будто фурии, свищут фуры

по дороге куда-то назад.

Кто там гневается над нами?

Кто ушёл и оставил нас?

Кто чужими зовёт именами,

над горою, как ужас, кружась?