Теодор д'Обинье - Трагические поэмы

Затем Всевышний зрит воителей отважных,
Кичливо едущих на мулах в позах важных
Под звуки медных труб. Старейший из вояк
В их окружении вздымает адский стяг,
Где вышит Фердинанд, с ним рядом Изабелла [210] Речь идет об изображениях короля Фердинанда V Арагонского и Изабеллы Кастильской, короля и королевы Испании. В 1483 г. Фердинанд во главе Инквизиции поставил великого Инквизитора Торквемаду.
И папа Сикст [211] Папа Сикст IV ввел должность Великого Инквизитора. — душа палаческого дела,
Пред сим полотнищем колена преклонив,
Влюбленная толпа являет свой порыв,
Среди глашатаев, сим скопом окруженный,
Проходит гордый граф со шпагой обнаженной [212] Здесь говорится о графе Буэндиа, испанском гранде, возглавлявшем процессию на аутодафе в Вальядолиде. .
Искусных палачей таков отборный цвет,
Кастильцев истинных, в ком состраданья нет.
Отродья мавровы, надменные страшила,
В чьей беспощадности геройство их и сила,
Впитали с молоком свирепый нрав, чтоб впредь
На человечество с презрением смотреть,
Вот стая воронов, ей свежей крови надо,
Кружит над плахами и виселицам рада.

Взирает с гневом Бог на праздник новый сей
Клевретов Сатаны, отменных палачей
И рой несметных душ в свое приемлет лоно,
Всех тех, кто боль являл и кто страдал без стона
На сцене, где родной отец, Филипп-король
Велел наследнику играть в орхестре роль [213] Филипп II не присутствовал на аутодафе в Вальядолиде и послал туда своего четырнадцатилетнего сына инфанта Дона Карлоса. Орхестра — площадка для хора в античной трагедии. .

Карл Пятый опочил, и после дней печали
Придворных два врача перед судом предстали [214] Два придворных врача, находившиеся у смертного одра Карла V и слышавшие, как тот раскаивался в зле, содеянном по отношению к протестантам, после смерти короля были сожжены на костре. ,
За ними шла толпа, немало было там
Вельмож, высоких лиц, немало знатных дам,
И дети малые в толпе, и девки тоже
Явились проводить страдальцев в Царство Божье.
Дрожи, неправый суд, под спудом страх тая,
За кровь загубленных Небесный Судия
К ответу привлечет, за эту кровь и муки
Вы, судьи, будете платить и ваши внуки.

А вы, кто Церковью назвать себя посмел,
Кому удобнее чураться черных дел,
Чьи руки чистые, однако речь кровава,
Поскольку властвовать ножу дарует право,
Вам все бы подстрекать, но быть самим в тени.
Как чернь еврейская, кричите вы: «Распни!»
Вы книжникам сродни, мужам многоученым,
Вы, осудившие, чисты перед законом.
Не вы ли палачи, кому поживой кровь,
В перчатке белой длань простершие и вновь
Содеявшие казнь, разящие умело,
Так, чтоб не пачкать рук и не касаться тела?
Злодеи-книжники, верша неправый суд,
Перчаткой белою за это мзду берут,
Для верности вперед берут немало злата,
Подпишут приговор — сполна им будет плата.

Такими нравами испанский сей недуг
Державы заразил, лежащие вокруг.
Европу зрит Господь и на ее равнинах
Плывущий дым костров, на коих жгут невинных,
И стогна людные, и шумные дворы,
Где толпы зрителей отменной ждут игры,
Забавных зрелищ ждут, трагедий жаждут новых,
Погибели живых, страдания здоровых.
Там злобятся сердца собравшихся людей,
А дух, захваченный иллюзией своей,
Бранится и вопит, притом глушит моленья
И стоны гибнущих; вот так же в иступленье
Вопили римляне, народ, погрязший в зле.
В ладоши хлопали и перст большой к земле
Повертывали враз [215] Во время гладиаторских боев зрители, опустив большой палец к земле, обрекали поверженного гладиатора на смерть. , тогда как в нашу пору
И то не склонны мы к такому приговору.
Вопили ад и Рим, чтоб варваров разжечь,
Повсюду слышалось: «Смелей! Иди на меч!»
Тела едва живых влекли в грязи кровавой,
И дети тешились столь странною забавой,
Телохранители, вопя со всех сторон,
Перекрывали крик поверженных и стон.
Затем растлители умов, при этом сами
Глупцы бездушные, таких ввергали в пламя,
Кто нес в себе Христа и тяжкий крест Христов,
Кто телом принял боль, кто стал вязанкой дров.
Наш Агнец [216] Агнец — символ Христа, принесшего себя в жертву во имя спасения людей. связанный не испытал боязни
Пред смертью, он хулы страшился пуще казни.
Когда надежды нет и страх в душе исчез,
Те, кто уже стоит в преддверии небес,
Кто верностью своей, презрением к юдоли
Познанья высшего достиг по вышней воле,
Песнь лебединую не пропоют, их глас
Старанием пройдох до гибели угас.
Молитвы немы их, но славят Всеблагого,
Тем, кто сберег сердца, уже не нужно слово.
Все те, кто истине заткнуть желает рот,
Иную истину вещают в свой черед,
Но истину небес к молчанью не принудят.
Дивился род людской (и вновь дивиться будет),
Что Бог свидетелям вернуть способен вмиг
Звучанье голоса и вырванный язык [217] Во «Всеобщей истории» Агриппа д'Обинье приводит ряд примеров подобных чудес. В том числе он рассказывает, как некий Этьен Манжен, казненный в 1546 г. в Мо, после того как ему отрезали язык, произнес имя Божье. По утверждению д'Обинье, подобное произошло и с Никола де Женвиллем, а также с рядом других лиц. .
Такие чудеса полезны в наше время.