Николай Андреев - Трагические судьбы

Не вошло у меня в жизненную привычку вести дневник. О чем очень жалею. Особенно пожалел об упущенном, когда взялся за эту книгу. И беда не в том, что подзабыл подробности своей смутной жизни. В дневнике отразились бы события, которые случились не только со мной, но и со всей страной. Факты помню, а вот ощущение реальности прошедших дней — размылось. Да и большинство явлений и фактов нечетки, как Лазурный берег, когда на него смотришь с корабля невооруженным глазом.

А ведь как уговаривала нас Инна Павловна Руденко, знаменитая журналистка «Комсомольской правды»: «Ведите дневники! Записывайте события каждый день. Сейчас столько интересного». Советовала она это в 1989 году. Я и сам тогда подозревал, что живу в необычное, бурное время. Со страной произошли разительные изменения, объявились новые властители дум (большинство из которых, как позже обнаружилось, были дутыми), почти физически ощущалось, как время идет на излом. Било нервное напряжение: неужели начинается новая эпоха? Такое впечатление, что тащился по унылой бесконечной степи и вдруг вышел к горам: сначала предгорье, а потом природа становится все величественнее и величественнее и вдруг приобретает странные и страшные очертания — волнует крутизна, манят бездонные ущелья, увлекают непроходимые чащи, дохнуло неизвестностью, опасностью. Куда идти? Какую высоту брать? Никто тогда не знал ответов. Да и сейчас не знает. Всё обман, иллюзия, песок сквозь пальцы.

К счастью, я предусмотрительно собирал вырезки из газет и журналов. Сейчас перебираю кипы блеклого текста, многое в памяти восстанавливается, но всё же волнующий дух того времени ускользает. Возникает недоумение: а с чего это мы тогда надеялись, что наступит другая жизнь? Дневник, думаю, помог бы внятно в этом разобраться. Хорошо еще, что сохранились блокноты, в которых записи встреч с представителями человечества самого разного социального и политического уровня, начиная от тракториста Николая Митрофановича Казначеева из Воронежской области и кончая Михаилом Сергеевичем Горбачевым.

А нужда в подробностях, когда я задумал книгу-исследование, возникла огромная. В этой книге я попытаюсь представить некоторые события нашей истории так, как они происходили на самом деле . Именно — попытаюсь. Потому что описать исчерпывающим образом, как это было на самом деле, — невозможно. Невозможно, даже если имеешь на руках документы, даже если переговорил с десятком свидетелей и очевидцев, все равно перед тобой варианты события, а не собственно событие. И причина не в неточности памяти или невнимательности. Люди, как я неоднократно убеждался, по-разному видят одно и то же событие, потому что у каждого свои представления об окружающем мире, свое неповторимое мировоззрение. Так было всегда. Вспомним, к примеру, сколько копий в свое время было поломано вокруг проблемы: Земля крутится вокруг Солнца или Солнце вокруг Земли? Иногда от ответа на этот вопрос зависело, жить человеку или умереть. То, что сегодня очевидно, как дважды два, тысячелетиями считалось опаснейшей ересью. Так же по-разному оценивают люди роль в истории той или иной личности — в соответствии со своими представлениями о добре и зле и своим правом на свободу. Для одних Андрей Дмитриевич Сахаров — безусловный моральный авторитет, для других — враг народа.

Потому я не удивлялся, когда сталкивался с полярными оценками одного и того же события. Взять хотя бы три дня пребывания Горбачева в Форосе. До сих пор неясно, что же это на самом деле было — пленение или добровольное заточение? Есть десятки участников событий, развернувшихся на роскошной даче в Крыму, есть сотни очевидцев, которые подробно излагают факты, приводится масса подробностей тех драматических перипетий, и картина трех дней в августе на мысе Форос, казалось бы, более или менее ясна, но что это было на самом деле — я не решусь определить. Да и сам Михаил Сергеевич предупредил: «Я всей правды вам все равно не скажу». А как хочется узнать…

Это — события, они неясны и туманны. Но пугает и другое: неустойчивы также истины. Истина, которой вчера общество забавлялось и считало ее истиной в последней инстанции, сегодня оказывается заблуждением, и люди пренебрежительно отбрасывают ее в сторону. И носятся с новой истиной. А потом понимают, что и это не окончательный итог, а есть еще более глубокие откровения. Меняются обстоятельства — и меняются истины, и меняется взгляд на былое. Потому и сложности при описании того, что же было на самом деле, — нет надежной точки отсчета.