Владимир Соколов: Снег в сентябре

О, когда б от взгляда этого
У меня в глазах осталась
Искорка металла светлого,
Бьющая и сквозь усталость,
О, когда б во всей сохранности
Я унес сквозь смену буден
Эту смелость, в высшей крайности
Лучшим свойственную людям!
Я не хвастаюсь по младости,
Я ко лжи не прибегаю.
Но как много тайной радости
Я с тех пор приберегаю!
Говорили мы… И в ропоте
Не качайте головами.
А подробности… Попробуйте
Побеседуйте-ка сами.

Пятигорск. Погода вешняя
Наконец установилась.
На цветы, сырые, здешние,
Я глядел. Земля дымилась,
Шли с источника нарзанного.
Пел фотограф у Провала.
Лед растаял. Сада льдяного
Словно бы и не бывало.

Сальери, мастер в высшей мере,
Лишь одного не разумел,
Что сочинять умел Сальери,
А слушать нищих не умел.

Сальери думал: он не знает.
А Моцарт видел. Моцарт знал,
Какая слабость наполняет
Неукоснительный бокал.
Сквозь лести гордую улыбку —
Не просто зависть и расчет —
Он видел первое: ошибку,
Что спать Сальери не дает.

Он отвернулся. Пусть насыплет.
Да, Моцарт — бог. Бог чашу выпьет.
Избыток жизни!
И вовеки
Убийства люди не простят.
А бред о черном человеке,
А прядь на лбу, беспечный взгляд…

Бог может искушать судьбу.
Но ведь свою!
Бессмертен в вере,
Суровый Моцарт спит в гробу.
А что без Моцарта Сальери!

Спасибо, музыка, за то,
Что ты меня не оставляешь,
Что ты лица не закрываешь,
Себя не прячешь ни за что.

Спасибо, музыка, за то,
Что ты единственное чудо,
Что ты душа, а не причуда,
Что для кого-то ты ничто.

Спасибо, музыка, за то,
Чего и умным не подделать,
За то спасибо, что никто
Не знает, что с тобой поделать.

Ты помнишь, как молоды были
Мы той обручальной весной,
Где сосны водою сквозили
Вдоль нашей тропинки лесной!

Крученые ветхие листья
Да ветки желтели обочь.
И дождь еще первый не лился,
И холод прихватывал ночь.

Но вздохи озерного ветра
Ледок обращали в ничто.
Была ты в косыночке светлой
И в кожаном синем пальто.

Была ты мила без оглядки
И тем, что за мною вослед
Так смело на третьем десятке
Достигла шестнадцати лет.

Теперь я нисколько не знаю,
Ты помнишь ли это. Но я
Себе хорошо представляю:
Синь, волны, косынка твоя.

Двух лип вековая обнимка,
Вчерашнего года трава,
Да робкая вешняя дымка,
В которой висят дерева.

Вот мы с тобой и развенчаны.
Время писать о любви…
Русая девочка, женщина,
Плакали те соловьи.

Пахнет водою на острове
Возле одной из церквей.
Там не признал этой росстани
Юный один соловей.

Слушаю в зарослях, зарослях,
Не позабыв ничего,
Как удивительно в паузах
Воздух поет за него.

Как он ликует божественно
Там, где у розовых верб
Тень твоя, милая женщина,
Нежно идет на ущерб.

Истина не наказуема.
Ты указала межу.
Я ни о чем не скажу ему,
Я ни о чем не скажу.

Видишь, за облак барашковый,
Тая, заплыл наконец
Твой васильковый, ромашковый
Неповторимый венец.

Я забыл свою первую строчку,
А была она так хороша,
Что, как взрослый на первую дочку,
Я смотрел на нее не дыша.

Луч по кляксам, как по чечевицам,
Колыхался. И млело в груди.
Я единственным был очевидцем
Посвященья.
Тот миг позади.

Но доныне всей кровью — в рассрочку —
За свое посвященье плачу.
Я забыл свою первую строчку.
А последней я знать не хочу.

Мир детства. Заборы и лужи.
Ручьев перекрученных прыть.
Я стал понимать его хуже
И лучше о нем говорить.
Но как я хочу разучиться
И в мире заведомом том
Тайком от людей воплотиться
В какой-нибудь старенький дом!
И влажно глядеть в переулок,
Листвой заслонясь, как рукой,
В какой-нибудь там Ащеулов
Иль Подколокольный какой.
И знала б одна только осень,
Что это ведь я под числом,
А вовсе не дом номер восемь,
Стою, обреченный на слом.
А в час, как в иные строенья
Мои уезжали б жильцы,
Я им ни на миг настроенья
Не портил бы: мы не юнцы,
Мы дети отжившего века,
Старинные особняки
Для новых идей человека,
Наверно, не столь высоки.
Я просто, приветствуя силы,
У свежего рва на краю
Пропел бы им, как клавесины,
Прощальную песню свою…
Оранжевых листьев пиковки.
Сентябрь начинает с туза.
Я — старенький дом на Покровке.
Гляжу сквозь больные глаза.
Но — верный испытанным пробам —
Я тут же, почти не скорбя,
Бульдозером широколобым
Бесспорно
иду на себя.