Нина Ягодинцева - Избранное

Богу, наверно, виднее, пока эта люстра сияет
Зеленью, золотом, нежностью или сырой пустотой:
Он в октябре осторожно летучее пламя снимает,
Чтобы себя не обжечь и её не нарушить покой.

Он озабочен, наверно, цветными её мотыльками –
Всё бы огонь им разглядывать, смуглые лапки тянуть…
Он иногда раздвигает ветвистую крону руками,
Чтобы на них беспокойно и нежно поближе взглянуть.

Что ж, заводская общага, по-чёрному пьющая пойло,
В слабые жилы вонзающая пыточную иглу, –
Плачь, но живи, если Бог полагает, что стоило
Иву как люстру зажечь и в этом печальном углу.

Меж призрачным и настоящим
Ты пробегаешь налегке
В плаще, безудержно парящем
На флорентийском сквозняке,

С багряной розой в искрах света,
Прильнувшей иглами к груди…
Ворота каменного лета
Тебе распахнуты: входи!

Войди и вспомни: этот город
В твоём туманном сне расцвёл,
И вот его сквозь время гонит
Царей жестокий произвол.

Твой лёгкий плащ проспектом Невским
Плывёт, пока ещё в тени,
И режут нестерпимым блеском
Витрины, зеркала, огни…

Ты спросишь нас: зачем зовёте
И смуту сеете в умах,
Ведь всей дворцовой позолоте
Не отразить небрежный взмах

Плаща, полёт волнистой пряди,
Руки прозрачный холодок,
И молнию в случайном взгляде,
И спящей розы сладкий вздох…

Что настояще? Этот камень,
Точимый стылою волной,
Иль ты, неслышными шажками
Покинувшая мир иной,

Как девочка запретным садом,
Бегущая вдоль тёмных стен –
Всегда одна, со всеми рядом,
Не узнаваема никем…

Мы были, где белые грозы куют золотые копья,
Где бурное небо стекает рекой в сырые долины,
Где сонные камни в горстях дыхание солнца копят,
Где древние ели строги как стихи, а снега невинны.

Мы заново там с тобой родились, но уже другими.
Мы черпали силу из родников, то сыты, то пьяны.
Там эхо каждому подарило другое имя
И кличет теперь назад – протяжно и постоянно.

Там каменные позвонки прорывают земную кожу,
И счастлив становится тот, кого эта боль коснётся.
Там вечность больше всего на стаю китов похожа,
На синюю стаю китов, плывущих навстречу солнцу.

Мгновенье, когда, крича,
Падают ниц:
Движенье крыла – плеча –
Или взмах ресниц.
Когда умирает в руках
Полотно плаща:
О, этот последний страх
При слове «прощай»…
Так ветер вздымает вдали
Голубую муть.
Так чёрные корни земли
Прорастают в грудь.

В свирепой нежности, в насмешливой гордыне –
Моей печалью Вы отмечены отныне,
Серебряный как лунь, но Ваша седина
Меж пальцев – ледяна.

Нарезан клёклый век корявыми ломтями,
Не всякий будет сыт, но кое-кто и пьян…
А небо, небо плещется меж нами –
Священной радости студёный океан.

Ещё расхлещут по лихим дорогам,
Ещё плеснут в раскрытое окно
Кипящей синью, но клянусь пред Богом –
Мне всё равно!

Я знаю – Вам назначено свиданье
Под каменной луной
На час, когда кончаются скитанья
И все пути – домой.

Что выберете Вы? – а впрочем, всё берите,
Пока судьба-индейка не жадна!
Вас подстрахует ангел мой хранитель,
А я покуда посижу одна.

Только вытянув ладонь
В пустоту, где всё безлико,
Вдруг почувствуешь огонь,
Обжигающий до крика.

Только глядя в вечный мрак,
Где и звёзд холодных нету,
Можешь сделать первый шаг
К ослепительному свету.

Небо стелет дорогу моим стопам,
Но с недавних пор
Я боюсь поднести к губам
Эту чашу туманных гор –

То ли лунным хмелем она полна,
То ли грозным сном…
Я не пробовала вина,
Потому что была вином.

Устилает чашу осенней листвой
Золотых щедрот…
Я пригублю, Господь, с тобой,
Мать сырая земля допьёт.

Хорошо в Твоих садах –
Радостно и одиноко.
Нынче день Ильи-пророка,
Грозовой весёлый страх.