Нина Ягодинцева - Избранное

…Мы поднимались медленно с тобой
Горбатой улочкой, старинной мостовой,
Ещё демидовской (хотя, наверно, камни
Считают время отродясь веками).
Не улочка на гору – небосток!
И путь наш был неспешен и высок.
И нам казалось: солнечная сила
Теченьем нас к подножию сносила.

Мы поднялись и, тяжело дыша,
На миг остановились. Дальше шла
Разрушенная древняя ограда.
За нею – свет берёзового сада,
Надгробия и низкие холмы.
Простор дышал, и каждый всплеск волны
Небесной – вдруг подхватывала роща,
И слышно было, как берёзы ропщут,

Что сонный город в каменной горсти
Забыл своё последнее «прости»,
И здесь, где должно плакать и молиться,
Гоняли пьяные мотоциклисты,
И год за годом глубже в бездну тьмы
Вжимались беззащитные холмы,
И камни рассыпались у могил
С чужими именами… Но другим

Был наш приход: земля с началом мая,
Зелёные ладошки поднимая,
Ловила свет, смеялась и цвела,
И каждая зелёная стрела
В зенит была нацелена. А ниже,
У домиков, кусты цветущих вишен,
И весь земной простор, которым дышим,
Был самой достоверной из примет,
Когда я загадала: смерти нет.

Оплывает апрель, подсыхает слюда на губах.
Собираются мерсы на Пасху в шикарный кабак.

Словно Божии птицы слетаются к щедрой руке:
Под блестящей бронёю живая душа налегке.

Ветер плещет волнами, секьюрити шепчет в трубу.
Ослепительно пусто сегодня в Господнем гробу,

Оглушительна музыка и разноцветны цветы,
Любопытное солнце стоит у закатной черты.

Все мы будем одним – все мы будем рассветным огнём,
Даже если сейчас ничего и не знаем о нём.

Ровно в полночь, покорная судному гласу трубы,
Расцветает броня, и моторы встают на дыбы.

То ли звёзды уходят от нас в непроглядную тьму,
То ли небо как свиток уже не свернуть никому.

Но осталось ладонями пламя с земли соскрести,
Повторяя бесслёзно: «воскресе», «люблю» и «прости»…

Теченье донных трав, подобное дыханью,
Не отпускает взор; так ветер льстится тканью
Легчайшего плаща: коснётся – и отпрянет,
Весь в лепестках цветов и ароматах пряных.

Теченье донных трав, подобно заклинанью,
Не отпускает слух; так шелестом за тканью
Наивно поспешать: она скользит без звука,
Прохладой голубой обманывая руку…

Теченье донных трав, подобно ожиданью,
Не отпускает прочь – но обещает тайну.
Они текут, текут: отныне и доныне…
Опомнишься – зима. Оглянешься – пустыня.

Голуби да зеркала
Обещают мне удачу
В городе, где я жила,
А теперь хожу и плачу.

То ли давняя заноза,
То ли август, то ли зной…
Души в этот край заносит
Ветер неземной.

Всё-то кажется: права
Жизнь, и нам до смерти хватит
Детского богатства: фантик,
Птичье пёрышко, трава…

Угадал ли тайный срок
Желторотый ранний слёток?
Век не то чтобы короток,
И не то чтобы жесток.

Просто воздух холодней,
И плывут куртины зноя
От земного в неземное,
По ладони – и над ней…

Май замирает, узнавая,
Чьим упованием согрет.
Сирень, как туча грозовая,
Ещё не выплеснула свет,

Ещё зажаты кулачками
Её счастливые цветы
И царствует в зеркальной раме
Высокий холод пустоты.

Ещё на храмовых ступенях
Тебя не раз окликнет медь,
И яблони, кипя и пенясь,
Волненьем помешают петь.

Ещё пока ни сном, ни духом –
Ни на бегу, ни на лету, –
Но всё уже заносит пухом,
Как бы уносит в высоту.

Один, воздев крыла, стоял в проёме,
Не знаю я – оконном ли, дверном,
И я спросила: там, в краю ином,
Когда вам горько, вы о чём поёте?

Тогда другой поднёс ко рту свирель –
И стало тихо. Полнясь тишиною,
Глотая свет пробоиной дверною –
Или оконной – стал мой дом светлей.

А третий ангел подобрал перо
И плавно вывел линии кривые
На воске пустоты. И я впервые
Увидела весь замысел. Хитро –