Владимир Соколов - Это вечное стихотворенье...

Руки в рояль окунала,
Взбрасывала, и опять
Кажется — не понимала.
Кажется — и не понять.

Кажется, о Марианна,
В этом последнем тангó
Сны, как руины Руана,
А не романа Гюго.

Так эти падают листья,
Рушатся, а тополя
Черные, все золотистей
Или нежней янтаря…

И так пронзительно строго
Каменный замер Орфей,
В музыке Оскара Строка
Слышащий эхо своей.

И так мучительно грустен
Мраморный этот сюжет,
Мучимый не захолустьем
Парка, а патиной лет.

Но просияли ж из окон
Стекла свечами дворца,
Твой золотящийся локон
Тронувшие у лица.

Это последнее тáнго.
Это последний роман.
(…Это над водами Ганга
Русских гусей караван…)

Это мой голос осенний
Возле любимой руки,
Как над Невой и над Сеной
Музыка ради реки…

Руки в рояль окунала,
Взбрасывала и опять
Осени не понимала.
Осени и не понять.

Какая радость в мире без надежд
И без мечты — увидеть летний ливень!..

Вскипает под окном тропинка, пузыри
Бушуют, лопаясь, трава седеет.
А вскинешь голову — там, замутясь,
Качает небо сосны строевые
И среди них особенно одну,
Чья схожа с лирой золотой вершина.

Какая радость в мире без надежд
И без любви, без службы, наконец-то,
Увидеть град и градину поймать,
Как жизнь тому назад пропавшее мгновенье.
Когда дымится ливнем подоконник,
А гром раскалывает корпуса,
Как хрусталем набитые буфеты…
Откатывается, стихая где-то,
И исчезает, молнии сложив.

Какая радость градину поймать
И с тайным ужасом следить, как тает
Давно уже растаявшая жизнь,
Хоть тайны в этом нет ни для кого,
Кроме тебя…

Озоном пахнет, воском,
Сырой землей… Как сладко моросит
Тебе окно о том, что ты не нужен.

Я живу на другой планете.
Надо мной другие созвездья
Так пугающе, непривычно
Близко движутся… Но как мало

У меня ночей и ландшафта
Гипнотически голубого.
Скоро, скоро мне улетать.

Это здесь говорят мне люди:
«Наконец-то ты прилетел!
Как живешь ты с мечтой о чуде
Там, где есть у всего предел?»

«Что вы, что вы, — я отвечаю. —
Там, за вечностью, в тех часах
Я давно уже не мечтаю
И не знаю о чудесах.
А у вас разве нет предела?»

«Нет, конечно». — «А мера есть?» —
«Мера — это душа и тело,
Мысль и разум, останься здесь!»

«Нет. Совсем на другой планете
Я живу. И звезды не эти
Ночью движутся надо мной.
И вопрос у меня земной —
Почему мы все — как родня,
А общение
безымянно ?

То, что знаете вы меня,
А я вас, для меня не странно.
Странно — как я попал сюда,
В Никуда или в Никогда?»

«Это просто. Как в полнолунье
Помнишь, в детстве было с тобой —
Засыпал ты в одной комнате,
А глаза открывал в другой…»

«Почему голос мой немеет,
А слова на душе растут?
Почему мой язык не смеет
Вас спросить, как меня зовут?»

«Ты оставишь еще в Подлунной
Стих из злата и серебра…
А теперь и о нас подумай,
Нам давно уже спать пора.

Ведь покуда ты так встревожен
Фосфорическим днем луны,
Мы тут тоже уснуть не можем
И зазвездные видим сны.

Окунай в синеву ресницы.
Над тобой нарастает Дом.
Мы тебе будем часто сниться
И когда-нибудь позовем.

Мы окликнем тебя.
— Будь с ними! —
Скажет Дом. И взойдет звезда…
И свое настоящее имя
Ты узнаешь только тогда».

По капоту машины бьют градины.
Размышленья итожу:
Все стихи у кого-то украдены,
Все мелодии — тоже…

Град взлетает… Бокал газированной
Выпить было бы славно…
Все оттенки всех красок сворованы,
Сами краски — подавно.

Вдруг на землю небесными лужами
Дождь ложится устало.
Облаками и солнцем запружены
Мостовые квартала.

Снова голуби вдруг гули-гулятся
Голосами чужими.
Марианна идет через улицу
Прямо к синей машине.

И садится за руль…
Тем не менее
Я итожу уныло:
Где-то все это, за исключением
Марианны, уж было…