Лариса Баграмова - Стихи и переводы

Наших душ и наших грёз.

Мы глупы, и мы хотим,

Чтобы каждый был бы рад,

Но бредём в пелене

Наших сумеречных слёз

По дороге под откос…

В Новом году,

В Новом году

Будет так,

Что станут люди

Чуть добрей

И взойдёт

Планета

Братства для людей.

В Новом году,

В Новом году

Будет так,

Что в нашей вере

Оживём.

Если нет —

Так лучше разом

Мы умрём:

Ты и я.

Но вот в прозренье

Наши прошлые мечты

Унесло, будто сон,

Будто фантики конфет.

Десять лет за спиною —

И из новой темноты

Пусть придёт, что нас ждёт,

Что несёт нам этот век…

Двадцать первый, новый век…

В Новом году,

В Новом году

Будет так,

Что станут люди

Чуть добрей

И взойдёт

Планета

Братства для людей.

В Новом году,

В Новом году

Будет так,

Что в нашей вере

Оживём.

Если нет —

Так лучше разом

Мы умрём:

Ты и я.

И в полночь на край долины

увёл ты меня с собою,

чтоб сделать во всём повинной…

То было ночью в Сант-Яго,

и словно все сговорились:

погасли огни, цикады

тишком в кустах затаились.

Меня ты едва коснулся,

и вот в полумраке сонном

я, как ото сна очнувшись,

раскрылась жасмином томным.

Под сенью лунного света

не помню, ни как, ни сколько

снимал ты с меня корсетов —

они нам мешали только.

Мои кружевные юбки

на шее твоей дрожали,

как флаги империй павших,

раскромсанные ножами.

Над нами стволы склонялись

деревьев, шурша ветвями,

и тут же собачьи стаи

светились во тьме огнями.

На руку мотая косы,

ты делал всё то, что делал,

и я растеклась истомой

в песке серебристо-белом.

Ты сдёрнул шёлковый галстук,

я свой наряд растеряла,

свои четыре корсажа

расстёгивать я устала.

Дрожа в полумраке лунном,

не холодом, а желаньем,

моё атласное тело

измучилось ожиданьем.

И бёдра мои метались,

как рыбы в сети рыбацкой,

то в изнеможенье тая,

то вскачь припускаясь в танце.

Мы мчались в ночи галопом,

ну как от шальной погони.

Смотря на то, что ты делал,

восторженно ржали кони!

Той, что влюблена в мужчину,

ах, скромничать не пристало!

И я прокричу полмиру

слова, что тогда шептала:

«Держи меня, милый, крепче,

Не дай мне уйти обратно!

Все, что до той ночи было

потеряно безвозвратно.

Зачем ты не хочешь больше

со мною ещё встречаться?

Зачем мне ларец на память?

С тобою хочу остаться!

Забыла я стыд ненужный

у края речной долины.

О да, я была замужней,

но до тебя — невинной…»

И тут пришла бессовестная Геба

И пролила с Олимпа прямо вниз

Вчерашний квас: овёс, ошмётки хлеба, —

Он всё равно за ночь уже прокис.

И для одних дар с неба — словно манна:

«Как боги в своей щедрости мудры!»

Другие озабочены: «Обманны

И очень уж сомнительны дары…

Как понимать их? Как благую милость?

Иль как издёвку с божеских высот?»

Помои льются вниз — и закрутилось

Интерпретаций разных колесо.

Одни кричат: «О, с квасом тут теплее!»,

Другие: «И без кваса хорошо»,

Одних волнует: «Тем дано щедрее!»,

Других: «Вот квас закончится — и шо?»

И философских споров круговерти

По поводу помоев всё сильней:

Тот квас уже — и эликсир от смерти,

И концентрат кладбищенских червей,

И как основа выбора морали,

И повод, чтоб о будущем гадать:

Сегодня квас нам безвозмездно дали,

А завтра, может, станут продавать?

Без кваса или с квасом всё же лучше?

Иль было б ещё лучше с молоком?

А Гебе просто на Олимпе скучно:

Одни коровы у неё кругом.

Угрюм, нескромен и слегка потрёпан

Выходит по утрам из гаража:

Всё потому, что отказался *опой

Садиться на колючего ежа.

Вожжа под хвост, бывало, попадала,

Жужжал, протестовал, на стенку пёр,

И хари, мол, не те, и смысла мало,

Пустите к зверю в пасть иль на костёр.

Наматывал круги на автобане

В надежде к изменению орбит,

Был даже раз красоткой смертью ранен,