Сергей Синякин - Небесная глина

А ветер в развалинах кружит обрывки картин,
Приносит из гор автоматное громкое эхо.
И выстрел в упор почитается чьим-то успехом.
И едут на смерть бэтээрные банки сардин.

Ненужная жизнь и такая нелепая смерть.
Кому и за что предназначены черные ямы?
Мы режем друг друга. Настойчиво режем. Упрямо.
Торопимся так, что и Смерти уже не поспеть.

Аулы горят. И в отместку пылает столица.
И ради возмездия снова пылает аул.
Во имя Аллаха взрывчаткою грузится мул,
И ладан в кадиле сверхмощной взрывчаткой дымится.

Чем выше в горы, тем ближе становится ад.
Пронзительны звезды. Деревья черны и загадочны.
И мечется месяц солдатом больным и припадочным.
И ловит в прицел его горец, поднявший джихад.

Трупы раскиданы тут и там,
У мертвых всегда возраста нет.
Потом посчитаем по черным крестам,
скольким не исполнилось двадцать лет.
Войдут в немые списки потерь
С короткой пометочкой «рядовой»
все те, кто уже не откроет дверь,
вернувшись с ненужной войны домой.
Все те, кого не увидит мать,
уже не дети, еще не отцы,
кому девчонок не целовать
и не вести невест под венцы.
Гуляет снова кровавый смерч,
с земли затягивая мужчин,
и выбирает старуха Смерть
себе любовников без морщин.
Склонились над картой вор и тать,
пальцами щупая слабый фланг.
Кому-то мертвых своих считать,
кому-то деньги нести в банк.

Кому-то сына встречать в гробу,
в истошном крике распялив рот,
кому-то хвастать,
что он «обул»
на миллиарды свой народ.
И посредине больной страны
у невидимых баррикад
с одной стороны будем вечно мы,
с другой —
толкнувшие нас в ад.

Нам никогда их не простить.
Им никогда нас не понять.
Только России живая нить
Нас будет вечно соединять!

Каждому пела над люлькой когда-то мать.
Каждый из нас рожден для свобод и любви.
Но из всех свобод есть одна —
она в нашей крови:
Свобода мертвы на траве лежать.
Лазоревый цвет по утрам мокр от горьких рос.
У горного беркута плавный и длинный взмах.
Одних от пули последней не спас Аллах.
Других от такой же пули не закрыл Христос.
И есть вопросы, ответов вот только нет.
Кто мне ответит хотя бы на этот вопрос:
«Скажи мне, выстрелил бы Магомет,
Когда б перед ним предстал Христос?»
Засохшая кровь похожа на черный йод.
Зачем мы пролили кровь, мой брат?
Ведь впереди нас обоих давно ждет
Бритвенный острый безумный мост Сират.
Но нет. На вопросы ответов еще нет.
Здравствуй, путник, что наг и бос!
Слева от моста стоит Магомет.
Справа от моста застыл Христос.

В глазах у каждого из них — вопрос.
А ответов у них тоже нет.

Так быть иль не быть? Ответ на вопрос,
конечно, не нов и, конечно, не прост.
Вдоль длинного тайного страшного рва
безжалостно лезет весною трава.

Ах, Гамлет! Наивный доверчивый принц!
Хранят черепа очертания лиц.
Степные ирисы я молча сорву
и брошу на ветхие куклы во рву.

Наивный вопрос. Ну, конечно же, жить!
Хотя б колоском вызревающей ржи,
Хотя бы закрывшими страшные рвы
стеблями зеленой бессмертной травы.

Уснувшие души бормочут во рву,
уснувшие души тревожат траву.
В последний наш день будут класть на весы
прозрачные слезы печальной росы.

Поле слепое. Белесая тьма
небо закрыла от глаз человека —
злая картинка далекого века,
где бесконечно продлится зима.

Ветры поземкою землю овили,
бесцеремонно тревожат снега,
то открывая каблук сапога,
то заметая глаза неживые…

В небе громоздко висят облака,
словно все души ушедших с планеты
в стаю собрались и тянутся к свету;
полная вечных страданий река.

Как обычно,
мужчины уходят и верят
в слепую удачу.
Как всегда,
провожая их,
горестно женщины плачут.
Похоронки идут.
А мальчишки играют в войну.
Почему — не пойму.
Никогда я того не пойму.

Как ртуть в термометре,
безрадостный рассвет
ползет. Уже готова плаха.
И, словно птица,
белая рубаха
вчера приговоренного на смерть
белеет в камере…
Хрипит во сне охрана,
его грехи замаливает поп.
И сквозь окно
сочится светом рваным
рассвет,
неотвратимый, как потоп.