Сергей Синякин - Небесная глина

На снимках нам по двадцать лет,
и никаких морщинок нет;
не то, чтоб старость не пришла —
она нас просто не нашла.
Там, где вчера смеялись мы,
она увидела холмы.
На них проросшая трава
была жестокостью права.
Она, как тонкой штопки нить,
пыталась землю защитить
от злых уколов звездной тьмы.

Мы — были. Были. Были мы.

Когда рассеется дым сражений
на полях,
окрашенных
в красный цвет,
мы поймем,
что значенье имеют
рождения,
а в предсмертном крике
смысла нет.
Посидим у крестов.
Подсчитаем потери —
вычитания способ,
безусловно не нов.
И, спустившись с высот
философских материй,
мы пойдем
прощенья просить
у вдов.

Пусть неудачным был полет,
не впал в уныние пилот:
ведь за паденьем будет взлет —
начну сначала.
И ангел сразу не взлетел,
как Бог, его создав, хотел, —
махая крыльями, потел,
его качало.
Не унывай от неудач,
быть может, просто Бог горяч,
а, может, просто он незряч —
ведь нас немало!
Встань и от пыли отряхнись,
и снова устремляйся ввысь,
и пусть одна тревожит мысль:
«Начну сначала!»
Начни сначала. Будет час,
когда Господь заметит нас,
в душе не зря же столько раз,
как стон звучало:
«Пусть неудачным был полет,
начни с начала все, пилот,
ведь за паденьем будет взлет
и все —
с начала!»

Сказал Икару Дедал:
«Дальше попробуй сам.
Крылья тебе я дал,
ну, а свобода — там!»

Первый неверный шаг
вызвал обрыв души.
В каждом живет страх.
Трудно его душить.

Но, поборов свой страх,
не убоявшись кар,
сделал могучий взмах
сын мудреца Икар.

Мало ли кто и как
падал с небес порой.
Главное — что вот так!
Главное — что герой!

Крыльев тяжелый груз
В бездну его тянул…
Главное — что не трус!
Главное — что шагнул!

В клубах навозной пыли
двинулась в степь орда.
Стынут в снегах России
мертвые города.

Копоть на белых стенах,
перья смертельных стрел,
и в опустевших венах
белый и пресный мел.

На поле брани рати
вечные видят сны.
Смотрит на мир с полатей
будущее страны.

Земля их рожала,
но землю они покидали,

и красились кровью ржаво
изломанные детали.

Первые самолеты.
Призрачные полеты.

Как они, первые, гордо
стрекотали над городом:
рискованные бипланы,
«блерио» и «фарманы»!

Бережно. Друг за другом.
По кругу. Пока по кругу.
Фигуры пока простые…
Икары России!
В очках и кожаных курточках
входили в историю Уточкины.
И ангелы разом поникли
рядом с усатым Заикиным.
Над стадионом, полным зевак,
над губернатором,
дамами над

первых российских пилотов
смертельнейшие полеты.

О, сколько их дерзкой силы
Россия в себе носила!

Над городом в зареве алом
стрекозы
аэропланов.

С потоком воздушным споря,
над южным российским морем,
они —
пусть пока по крохам —
свою создавали эпоху.
Их дерзкая юная сила
кроваво пятнала бинты,
и ставились им на могилах
изломанные винты.
Но их прищур и улыбка
вглядитесь в ракетное зарево
проглядывают —
пусть зыбко! —
в простой улыбке Гагарина!

Полные дерзкой веры
воздушные пионеры.

Когда придет Кометы час,
когда не станет в мире нас,
Когда затопит сотни стран
когда-то тихий океан,
когда богов лукавых зля,
закроет мертвый лик Земля,
когда зеленые луга
сокроют белые снега,
на Землю спустится Христос
задать последний свой вопрос
и тех, кого слова спасут,
собрать к Отцу на Страшный суд.
Но пустота ему в ответ
вздохнет: людей на свете нет.
И Бог с котомкой, полной вер,
вернется в глиняный карьер.
Он глины ком возьмет устало
и все опять начнет сначала:
лепить людей, вдувать в них дух.

Кометный час. Порочный круг.