Сергей Синякин - Небесная глина

О подлости, предательстве, измене
все будет сказано, когда настанет срок
и встанет в покаянье на колени
еще вчера всесильный царь и бог.

Настанет день. Я верю — он придет
И вновь стихи, как истину, откроет
изведавший все беды наш народ —
о доблестях, о славе, о героях.

Слышен крик на Руси: — Ни шагу назад!
Умри, но спаси страну, солдат!

Когда рассеялся горький дым,
стало видно, кому жить седым.

Лучших позвали, но лучших нет.
Лучшие пали во имя побед.

Воспоминания пишут о них,
кто храбростью их остался в живых.

Истории странен печальный ход.
Распалась страна, и уходит народ.

Мертва земля, и пусто в дому,
и некому больше спасать страну.

Лучших позвали, но их уже нет.
Все они пали во имя побед.

А тем, кто остался, на все плевать,
им только бы просо свое клевать.

На запад умчался бой
С надрывным противным
воем.
Ангелы белой гурьбой
Высыпали на поле.

Приказ дал, видимо,
Бог,
Мол, всех, и не выбирай!
И те, кто под танки лег,
Пошли эшелоном в рай.

Но встал,
открывая рот,
Убитый в бою солдат,
И те, кто ушел вперед,
Услышали вдруг — назад!

Не говорилось словес
Про Родину и про долг.
Застыл посреди небес
Убитый гвардейский полк.

Туда, где кроваво лил
Закат лучи над горой,
Долго еще пылил
Рыжий шинельный строй.

Простая земная рать —
Святым бы не повернуть
Туда, где опять умирать,
Подставив осколку грудь.

Бог долго глядел им вслед,
Но вот уж не стало их…

Да высветит звездный свет
Фамилии тех святых!

Два ангела свечьми
над полем боя встали,
похоже, воевать
им было не с руки.
Но страшен
красный цвет,
живущий в злобе стали,
обрушенной с небес
с безжалостной руки.
Ржавеет в поле пыль
когда-то страшных молний.
Заросших блиндажей
гнилые рты немы.
И ничего вокруг
давно уже не помнит,
ЧТО сотрясало мир
и трогало умы.
А небеса живут
спокойно голубые,
не зная за собой
какой-либо вины.
Ах, черт вас побери!
Как молоды мы были,
Не знавшие любви,
вкусившие войны.

Тяжелой злобой налиты слова,
И вот уже под эти злые речи
Друг друга люди яростно калечат,
И бурою становится трава.

И вечный бой! Печалится труба.
Лежат герои дикой братской сечи,
И матерей трясутся в плаче плечи,
И вереницей тянутся гроба.

Тускнеют звезды в гаснущих глазах,
И никогда не повторится чудо,
И шевельнутся, костенея, губы,
и не спасут Иисус иль Аллах…

Потом, в конце, убитых посчитаем,
пособия назначим для калек,
и дней засыплет бесконечный снег
тропинку меж землей и общим раем.

Мне не сберечь блестящего доспеха,
еще остры у недругов мечи.
Меня сразивший радостно вскричит,
и крик его подхватит злое эхо.

И коршуны, качаясь в небесах,
седых вершин хранители босые,
доставят весть о гибели в Россию, и
возвратясь, закружат на часах.

Придет пора загадочных сказаний
И объяснит, зачем средь чуждых гор
стрелою был сражен почти в упор
родившийся в деревне под Рязанью.

И миру снова отдадут долги
забывшие империю эмиры.
Помянут нас вином и козьим сыром
вчерашние заклятые враги.

И прорастут ржавелые доспехи
Зеленою травою здешних мест.
И обозначит запоздалый крест
былых завоеваний злые вехи.

Чем выше в горы, тем ближе становится ад.
Пронзительны звезды. Деревья черны и загадочны.
И мечется месяц бандитом больным и припадочным.
И ловит в прицел его пьяный усталый солдат.

Реалии жизни. Куда же от этого деться?
Араб-мусульманин с хохлом нарушают Коран.
По тайным тропинкам в Россию идет караван
Калечить и жечь без того беззащитное детство.