Константин Бальмонт: Океания

Это домчался откуда,
Он из столетий каких,
Зов-перезвон изумруда,
Соснами сложенный стих?

Хвоями крытые горы,
Папорот-древо внизу,
Мхи словно цепкие воры,
Гибкую сжали лозу.

Справа и слева стремнины,
Стройно взлетели из мглы
Гор вековых исполины,
Каури гордой стволы.

Мхи не дерзнут к ним коснуться,
Горные сосны — цари,
Смолы с них желтые льются,
Ладан страны Маори.

Я их видел, те взнесенья,
Из кораллов острова,
Круг и круг уединенья,
В них свершенность снов жива.

В Океане всешумящем
Бьют валы, свиваясь в жгут,
Здесь же зеркалом глядящим
Безглагольный круглый пруд.

И подобно как в металлы
Мы врезаем память дней,
Те атоллы, те кораллы
Ряд взошедших ступеней.

От великих гор незримых,
Что задернулись волной
И застыли в тихих дымах,
Знак восходит в мир дневной.

В наших днях, быть может лишних,
Доживаемых во сне,
Алый знак времен давнишних,
Потонувших в глубине.

Ты не видал, а я увидел воздушно-алые атоллы,
И должен был пропеть красивым напев дремотной баркароллы.
Ты не видал атолл, который взнесен в верховный воздух был
Лишь для того, чтоб я увидел намек на древний цвет и пыл.
И ты увидел, бледным взором, лишь белоцветные кораллы,
А я пришел Варягом смелым искать в морях моей Валгаллы.
И вот дохнул вулкан подводный, и был взнесен, на миг один,
Атолл багряный, чрез мгновенье ушедший в мир своих глубин.

Лагунный атолл это луг заливной,
Он проснулся над синей волной,
За столетьями снов о луче золотом,
И о пальмах, возросших кругом.

Лагунный атолл — озерная страна
В Океане, где пляшет волна,
Это — круглое зеркало Звезд и Луны,
Чтоб взглянуть в глубину с вышины.

Днем и ночью шумит неустанный бурун,
Ударяясь о риф.
И приходит прилив, и не может прилив
Забежать на пространство лагун.

Тот глухой перебой океанской волны
Вековечный псалом,
Он и ночью и днем нарастает кругом,
Как гуденье гигантской струны.

Тонга-Табу, Юг Священный, Край Завороженный,
Я люблю тебя за то, что ты лучисто-сонный.
Я люблю тебя за то, что все Тонганки рады
Пить душой напиток счастья, смехи и услады.

Я люблю тебя за то, что все Тонганцы — дети,
Всех блаженней, простодушней, всех светлей на свете.
Я люблю тебя за то, что вот тебя люблю я,
Потому что Тонга-Табу — счастье поцелуя.

Пальма кокоа, прямая колонна,
В небе лазурном застыла взнесенно.

Листья, забывшие трепет усилья,
Словно гигантского коршуна крылья.

Очерк изваянный, пальма кокоа,
Лик твой есть остров, чье имя Самоа.

Многозвездная ночь на Самоа,
Смуглоликие люди проходят,
И одни восклицают: — «Талёфа!»
И другие примолвят: — «Тофа!»
Это значит: — «Люблю тебя! Здравствуй!»
Также значит: — «Прощай! Ты желанный!»
Смуглоликие люди исчезли,
Их тела потонули в ночи.

Заливаются в ветках цикады,
Южный Крест на высотах сияет,
У коралловых рифов повторность
Многопевной гремучей волны.
Я далеко-далеко-далеко,
Разве мысль приведет меня к дому,
И не знаю, далеко ли дом мой,
Или здесь он на Млечном Пути.

Ты красива, Самоанка,
Ты смугла.
Но Севильская Испанка
Тоже капля, что пришла
Из кипящего котла.

Все вы, все островитяне —
Красота.
Все же я во вражьем стане.
Там в России, там в тумане —
Сердце, воля, широта.

Вот высокий Самоанец,
Факел левой взяв рукою,
Правой сжал копье.
И по взморью так проходит,
И в воде наметив рыбу,
Он ее гвоздит.

Он проходит в мелководьи,
А немного там подальше,
Где волна грозней,
Неумолчные буруны,
И акула, волком Моря,
Сторожит, следит.

Но не смеет эта ведьма,
Эта дьявольская кошка,
И живой топор,
Подойти к красавцу Моря,
Что направо и налево
Факел свой стремит.

Базальтовые горы
В мерцаньи черноты,
Зеленые узоры
И красные цветы.

Поля застывшей лавы,
Колонны прошлых лет,
Замкнувшийся в октавы
Перекипевший бред.

Здесь кратеры шутили
Над синею волной,
Здесь памятник их силе,
Когда-то столь шальной.

Потухшие вулканы,
И в них озера спят,
По ним ползут лианы,
И пляшет водопад.