Расул Гамзатов - Очаг

Девочке этой — смотрю я на фото —
Больше родителя не увидать.
Брат мой, ушел от семьи далеко ты,
Как обездолил ты бедную мать!

...Но продолжается путь наш трехдневный.
От Балашова большак повернул
К избам саратовской тихой деревни,
Маленькой, словно аварский аул.

Дальше тропинка вела вдоль канала
К месту, где горец недавно зарыт.
Нет, не свидание нам выпадало,
Только прощанье навеки, навзрыд.

Рядом теснились могилы другие.
В них после боя почили сыны
Армии нашей, бескрайней России,
Разных народов, единой страны.

...Ехали мы сквозь тревожные дали
И к Магомеду взывали: — Держись!..—
Брат мой держался. Но мы опоздали,
Мы опоздали на целую жизнь.

3 Пылало небо блеклое, сквозное,
Поникли травы на степных буграх.
Была земля под августовским зноем
Сера, как пепел, как летучий прах.

Лежала степь в пожарищах, руинах,
Мерцала обмелевшая вода.
Как далеки от этих мест равнинных
Аул Хунзах и наш родной Цада!

Как далеки отсюда наши скалы,
Где в сакли заплывают облака,
Где юность Магомеда протекала,
Бурливая, как горная река.

Вновь школьный колокольчик услыхать бы,
Или веселый барабанный бой,
Или бурленье многолюдной свадьбы,
Весь гомон жизни, прерванный войной.

Доселе брата ожидают горы,
Его состарившаяся жена
И все ученики его, которых
Уже, увы, покрыла седина.

Учитель молодой, простым солдатом
Покинул ты свой дом, родную высь,
И нет конца каникулам проклятым,
Которые в то лето начались.

...Ты в пору обороны сталинградской
Не оплошал среди однополчан,
В разноязычье фронтового братства
Достойно представляя Дагестан.

Иссечен сталью и свинцом прострочен,
Держался город, мужество храня.
Здесь дымный день вставал темнее ночи,
А ночь была багровой от огня.

Все сотрясал сражений гул зловещий,
Но в ноябре у заданной черты
Противника умело взяли в клещи
Взаимодействующие фронты.

А в феврале ты видел, брат мой старший,
Как пленные по улицам брели,
Как из подвала вышел их фельдмаршал,
Худой, озябший, в бункерной пыли.

Но впереди еще простерся длинный,
Тернистый путь — числа сраженьям нет.
Дорогой той до самого Берлина
Тебе дойти хотелось Магомед.

...Прямое попаданье, вспышка взрыва.
И ты, доставлен в госпитальный тыл,
Под скальпелем хирурга терпеливо
Немыслимую боль переносил.

Надежды затаенной не утратив,
Ведя со смертью непрестанный бой,
Ты запрещал соседям по палате
Послать известье грустное домой.

Уже с весною птицы возвратились
И щедро щебетали за окном.
Ты слушал их, вернуться к жизни силясь,
Желанием немеркнущим влеком.

Хоть покрывала смертная остуда
Холодным потом бледное чело,
Врачи еще надеялись на чудо,
Но только чуда не произошло.

Уже к Орлу сраженье подходило,
Разросся наступления накал.
А у тебя вконец иссякли силы,
И ты проститься с нами пожелал.

Но мы непоправимо опоздали,
Посланцы сиротеющей семьи.
Мы опоздали. И бессмертьем стали
Бессрочные каникулы твои.

...В саратовской земле останки брата
Покоятся среди других могил.
Лежит на скромном бугорке лопата —
Ее могильщик унести забыл.

Два пришлых горца, с горем и любовью
Склонились мы над холмиком родным.
Скорбели и у ближних изголовий
Приезжие... Мы поклонились им.

Товарищи по боли, по разлуке,
По праву безутешного родства,
Друг другу молча мы пожали руки.
Что скажешь тут? Беспомощны слова.

Обычай гор, что освящен веками,
Велит над свежим траурным холмом
Воздвигнуть наш цадинский скромный камень
И высечь эпитафию на нем.

Но в Балашове нет ни гор, ни скал,
Нет мастеров работы камнесечной.
И Цадаса слова печали вечной
На временной дощечке начертал.

Вершины гор связав с раздольной степью,
Он деревцо на память посадил
У ног твоих, чтоб юных листьев трепет
Судьбу испепеленную продлил.

4Покоя не ведали мы в Балашове
Три дня и три ночи подряд.
Согбенный отец на могиле сыновьей
Встречал и рассвет и закат.